Несколько раз по пути вниз ноги у нее подгибались. И неизменно рука Вилли была тут как тут, подхватывала ее, не давала упасть – он как будто читал ее мысли, понимал, до чего ее ногам больно, до чего в них пусто. Поначалу она была ему благодарна, но потом начала досадовать. Она хотела упасть. Хотела рухнуть – но он ей не позволял. Да, она знала, что он ей друг, но чем дальше, тем больше чувствовала в его мягкой поддержке руку тюремщика.
Нырнув в низкую арку, они очутились в еще одном пещероподобном помещении, грандиозном и совершенно пустом. Тут не было, в отличие от первых двух залов, ни мебели, ни убранства, ни светильников; но тут было еще намного, намного просторней. На далеком потолке – хотя потолок ли это? – Кэй, изумленно запрокинув голову, увидела крохотные светящиеся точки, похожие на звезды; их узоры, их водовороты и каскады были гораздо насыщенней и упорядоченней, чем созвездия. Слабый свет, который от них шел, очень мало что позволял видеть вокруг, только давал общее ощущение сумрачной необъятной пустоты. На полу пещеры она не приметила вначале ничего особенного, но слух с разных сторон улавливал тихое журчание, словно недалеко протекал ручей; и свежий неутихающий ветерок шевелил ей волосы, когда Вилли, повернувшись, присел на корточки поговорить с ней и сестрой.
– Мы пришли в Каменоломни. Не роскошное место, но тут мы живем. В смысле – мы, духи. В Каменоломнях действует негласное правило: не разговаривать. Гласных правил тут и быть не может, не правда ли? – Он улыбнулся. – Тут мы бессловесны, но ради вас, я считаю, можно и нужно сделать исключение. И все-таки старайтесь говорить потише. Я вам покажу, где поспать.
Снова взяв девочек за руки, Вилли повел их еще ниже, на этот раз по короткой крутой лестнице, спускавшейся в некое подобие колодца. Дойдя до нижней ступеньки, они повернули и через узкую прорезь в стене вошли в комнату, где имелось нечто вроде окна, а сквозь люк в потолке можно было увидеть свод пещеры. Тут и там висели переносные фонари. Обессиленная, Кэй сползла на пол и пристроила Элл у себя на коленях. Вилли закрыл за ними тяжелую деревянную дверь, потянулся к ключу в замке, поколебался – и, передумав, оставил дверь незапертой. Взял со стола буханку темного хлеба, разломил и дал девочкам по куску. Дома от такого хлеба они обе отказались бы: почти черный, грубый, сухой. Но тут Кэй принялась есть с жадностью. Жуя, она услышала воду – здесь она журчала громче.
– Тут река? – спросила она.
– Да, вроде реки, – ответил Вилли; взяв каменный кувшин, он наполнил из него два небольших глиняных стакана и подал девочкам. – Вот вам вода из нее. Когда мы добывали здесь камень столетия назад, мы расчистили берег вдоль одного из древних внутренних русел, по которым текла талая вода от ледника на востоке, она пробилась сюда сквозь мягкий камень в нижней части горы. Мы обнажили русло и стали вести разработку вокруг него, это дало нам очень полезный источник питьевой воды и постоянный источник красивой музыки. Родным домом это трудно назвать, но свои утешения тут есть.
– А звезды? – спросила Кэй, слабым пальцем показывая вверх.
– Мы пробили через толщу горы вертикальные шурфы, в них проникает солнечный свет. Они нужны для вентиляции, но ты должна признать: картина получилась впечатляющая. – Он широко улыбнулся. – Это моя идея была.
Кэй вяло подумала, что сейчас, должно быть, утро. Утро… как это… что происходит… куда мы попали… Она слишком устала, чтобы задавать вопросы; она чувствовала, как они шипят и гаснут в горле, точно сырые свечки.
– С тех пор, как мы поселились в горе́, все занятия наши тут, кроме нашей работы.
Вилли пододвинул маленький стол, стоявший у стены, и два стула. Он посадил девочек на стулья, сам же сел перед ними на пол.
– У вас наверняка тысячи вопросов, – сказал он. – Задавайте. Но тихо.
Кэй попыталась сосредоточиться. Жесткая прямая спинка деревянного стула больно нажимала ей на ребра планками. Поворачиваясь, оглядывая комнату, заставляя себя быть зоркой, она потирала то один, то другой бок. Местами комната была тщательно высечена в скале, местами грубо вырублена. На потолке и полу кое-где виднелись выбоины, следы тяжелых молотков, многие поверхности остались неровными, не до конца обработанными. Но вокруг декоративного окна и декоративной двери напротив проема, через который они вошли, все было иначе. Некий мастер тонкими инструментами любовно обработал каждую грань, каждую деталь, терпеливо изваял каменные фигуры, вырезал колонны с каннелюрами; и, хотя во всем этом не чувствовалось единства – бессистемный коллаж, не более того, – было красиво. Все равно что открыть дверцу старого платяного шкафа, подумала Кэй, и обнаружить за ней густой заснеженный лес. Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, она поняла, что камень здесь – не скучный серый гранит, что он синеватый, цвета неба на востоке перед самым закатом.