Владелец газеты удовлетворённо кивнул, выслушав последние новости, и тут же полез за кошельком. Вот обожаю я обязательных в расчете пунктуальных людей. Но тут божественная остановила его руку:
— Мы можем снизить гонорар за одну маленькую услугу.
— Какую? — в голосе Джеймса появилась заинтересованность.
— Да так, надо напечатать одну правдивую рецензию, — и загадочная улыбка коснулась губ мудрейшей, — я пришлю текст. И разумеется гонорара не надо.
Ну что же месть, это то блюдо, что стоит есть холодным, а кто как не боги могут подавать это блюдо. Ведь у них в запасе почти вечность, если они сумеют сохранить веру в себя у людей и дурностаев.
Глава 6. Девушка с горностаем или мисс Хинл
Глава VI: Девушка с дурностаем или мисс Хинд.
Это случилось в то время, когда у нас внезапно закончились посетители. Ну знаете он как бывает, то густо, то пусто. То жаждущие прикоснуться к нашей мудрости и величию толпятся и ломятся в дверь. А то ретроградный Меркурий и упс… Никого нет.
В это трудное время мы прогуливались по городскому рынку, знакомясь с широким ассортиментом продовольственных и промышленных товаров. И в этот самый момент, когда божественная начала торговаться за аппетитную дыньку, к нам подбежал молодой человек с безумными глазами и в балахоне, выпачканном краской. Мой острый глаз и гибкий ум сразу определил его как художника.
— Мисс, я слежу за вами уже полчаса, должен сказать, что вы прекрасны. Я хочу написать ваш портрет. Не могли бы вы попозировать мне?
Мне было лестно, что юноша выделил мою богиню из сотен женщин на этом рынке, но было обидно, что он не заметил меня. Ведь я тоже прекрасен и неповторим. На сколько я знаю, больше фамильяров-дурностаев в нашем мире нет.
— Почему нет, — божественная одарила юношу своей царственной улыбкой, — мне это будет очень приятно. И если результат удовлетворит, то я даже приобрету вашу картину. Знаете, всегда мечтала о настоящем портрете, а то всё эти культовые изображения… Это приятно но они слегка искажают действительность.
С этими словами Анойя грациозно опустила руку, как бы демонстрируя себя миру. А я многозначительно склонил головку в сторону, показывая что я тоже ого-го и стою того чтобы мой портрет был написан. В отличии от божественной мое скульптурное изображение не было представлено н в одном городском храме.
Потом я закатил глаза и активно замотал хвостиком. Нет до чего тщеславные люди, то есть богини пошли. И до чего слепые художники, нет бы предложить написать мой портрет, я же, тоже, по-своему красив с прекрасной шёрсткой, с ясными глазками. Но эти мазилы ничего не видят… К счастью мудрейшая поняла мое беспокойство, она прихватила мой загривок и чуть сжала его:
— Я бы хотела, чтобы вы написали мой портрет вот с этим зверьком. Он дорог мне, и я хотела бы иметь и его портрет на память, пока он не превратился в чучелко.
Я попытался пропустить гнусный намёк о суете бытия мимо своих ушек.
— О прекрасно, я рад, что вы согласились. Тогда приходите завтра вечером вот в тот дом, я живу вон в той мансарде, спросите мастера Вига, — и он указал на потемневшее от времени здание. Здание не выглядело как место где может обитать талант, готовый заплатить немалую плату за счастье писать наш совместный с Анойей портрет.
На мой острый взгляд ломик мог быть и поновее. Все-таки мы необычные, даже выдающиеся модели. Но выбирать не приходилось, это потом должны были пойти модные художники, блистательные салоны. А пока нам приходилось подниматься по скрипучей лестнице на самый верх здания по коридору полному неаппетитных запахов. Такая вот тяжкая судьба у дурностаев в наше время, но на что не пойдёшь ради искусства.
Винси Виги встретил нас радостно, он тут же усадил нас на стул, поставил холст и принялся делать наброски на холсте. Разумеется, сопровождая всё это бесконечной болтовнёй обо всём и ни о чём: о погоде, ценах на свинину, о том что аренда непомерно дорога, о том что сложно найти модель для картины. Наверное, художники в своей болтливости уступают только парикмахерам. Но сеанс, как и болтовня, подошли к концу, и мы наконец освободились, лично я с чувством глубокого голода.
Винси подхватил наш холст и аккуратно отставил его в сторону, при этом ткань с одного из старых портретов сползла на пол, явив нашему вниманию портрет молодой рыжеволосой девушки, стоящей с веткой сирени.
— Прекрасный портрет, — улыбнулась Анойя, — кто это?
— Не знаю, — вздохнул художник, — я случайно увидел её этой весной, это был как удар, как наваждение. Она стояла у реки, такая юная, такая воздушная, такая нежная. Казалось, что она вся наполнена светом и воздухом. И не решился в тот момент подойти к ней и заговорить, а как поражённый молнией, побежал к себе домой. Сразу же я начал писать её лицо, и не вставал из-за мольберта до тех пор, пока не написал этот портрет. Это было озарение, порыв, наверное, это была любовь с первого взгляда.