Президент объяснил, что это — вещи его жены, унаследованные ею от бабки еще с колониальных времен, которая, в свою очередь, получила в наследство пакет акций золотых рудников в Колумбии. Часы, запонки, заколки для галстука были его собственные. Награды, разумеется, ранее никому не принадлежали.
— Не думаю, чтобы у кого-нибудь могли быть счета на такие вещи, — сказал он.
Омеро был непреклонен.
— В таком случае, — рассудил президент, — мне не остается другого выхода, как сделать все самому.
Он принялся собирать драгоценности с хорошо рассчитанным спокойствием.
— Умоляю, дорогой Омеро, простите меня, нет бедности страшнее, чем у бедного президента, — сказал он. — Выжить — и то неприлично.
В это мгновение Омеро увидел его глазами сердца и сдался.
В тот вечер Ласара вернулась домой поздно. Еще с порога она увидела сверкающие в ртутном свете гостиной драгоценности и помертвела, словно увидела скорпиона в постели.
— Не дури, парень, — сказала она испуганно. — Зачем здесь эти штуки?
Объяснения Омеро встревожили ее еще больше. Она села и принялась изучать драгоценности, одну за другой, тщательно, словно ювелир. Наконец вздохнула. «Наверное, целое состояние». И уперлась взглядом в Омеро, силясь разобраться, — она совсем запуталась.
— Черт, — сказала она. — Как узнать, правда ли все, что говорит этот человек?
— А почему не правда? — сказал Омеро. — Только что своими глазами видел: он сам стирает белье и сушит в комнате, точь-в-точь как мы — на проволоке.
— От жадности, — сказала Ласара.
— Или от бедности, — сказал Омеро.
Ласара снова принялась рассматривать драгоценности, но уже не так внимательно — и была сражена. Итак, на следующий день, облачившись в лучшее свое платье, надев на себя самые дорогие, на ее взгляд, украшения и по перстню на каждый палец, даже на большой, а на каждую руку — столько браслетов, сколько поместилось, она отправилась продавать драгоценности. «Посмотрим, кто попросит торговые счета у Ласары Дэвис», — кичливо заявила она, выходя из дому, и рассмеялась. Она намеренно выбрала ювелирную лавку скорее модную, чем респектабельную, ибо знала, что там продают и покупают, не задавая лишних вопросов, и вошла в нее, испытывая страх, — однако вошла твердым шагом.
Худой и бледный приказчик, одетый по форме, встретил ее церемонно, поцеловал руку и приготовился служить чем может. Внутри было светлее, чем днем, от зеркал и ярких огней вся лавка казалась сплошным бриллиантом. Ласара, почти не глянув на приказчика из опасения, что он раскроет ее игру, проследовала в глубину лавки.
Продавец предложил ей сесть у одного из трех бюро в стиле Людовика XV, которые служили индивидуальными прилавками, и расстелил перед ней белоснежно-чистую салфетку. А сам сел напротив и стал ждать.
— Чем могу служить?
Она сняла перстни, браслеты, ожерелья, серьги — все, что было на ней, и разложила на прилавке в шахматном порядке. Она хочет только одного, сказала Ласара, знать истинную цену этих вещей.
Ювелир вставил в левый глаз монокль и принялся в полном молчании изучать драгоценности. Наконец, все еще продолжая рассматривать их, спросил:
— Вы сами — откуда?
Этого вопроса Ласара не ожидала.
— О, сеньор, — вздохнула она. — Издалека.
— Я так и думал, — сказал он.
И снова замолчал, а Ласара продолжала безжалостно сверлить его своими ужасными глазами цвета золота. Особое внимание ювелир уделил бриллиантовой диадеме и положил ее отдельно от других вещей. Ласара вздохнула.
— Вы — ярко выраженная Дева, — сказала она.
— Откуда вы взяли?
— Из вашего поведения, — сказала Ласара.
Больше он не сказал ни слова до конца осмотра, а затем обратился к ней с той же церемонной сдержанностью, что и вначале:
— Откуда все это?
— Наследство от бабушки, — сказала Ласара, и голос ее напрягся. — Она умерла в прошлом году в Парамарибо, ей было девяносто шесть лет.
И тогда ювелир посмотрел ей в глаза.
— Очень сожалею, — сказал он. — Но единственная ценность этих вещей — цена золота, по весу.
Он взял диадему кончиками пальцев, и она засверкала в ослепительном свете.
Кроме этой, — сказал он. — Это вещь старинная, может, даже египетская, и оказалась бы бесценной, не будь бриллианты в плохом состоянии. Но все равно она имеет историческую ценность. А вот камни на других украшениях — аметисты, изумруды, рубины, опалы — все без исключения фальшивые. Без сомнения, вначале тут были настоящие камни. — Ювелир собирал украшения, чтобы вернуть их Ласаре. — Но вещи столько раз переходили от поколения к поколению, что настоящие камни остались где-то по дороге, а их место заняли стекляшки.