— Мерфи, — заволновалась Сара. — Погоди. Подумай. Если ты его прикончишь, мы не получим ничего. Подумай. — У меня было ощущение, что она положила в умиротворяющем жесте на его руку свою ладонь, но я мог видеть только пластиковую поверхность.
— Скажи, где кокаин, Мартин, — настойчиво потребовала она.
Я попытался мотать головой:
— Нет. Я покажу сам.
Мне стало ясно, что подобная линия поведения раздражает их. Мерфи, пытавшийся продавить щиток моей головой, внезапно оставил меня.
— Черт с ним, — пробурчал он, качая головой и выбираясь из машины.
— Думай быстрее, иначе я не смогу больше его удерживать, — шикнула Сара, пока он обходил машину с трепещущими ноздрями.
Мерфи открыл дверцу и вытащил меня наружу.
— Время прощаться с жизнью.
Он действительно имел это в виду, и я сменил линию поведения:
— Кокаин на паромной переправе.
— Мне наплевать. — Он ударил меня в грудь и уложил на землю. Быстро бросил взгляды в обе стороны дороги и вытащил из куртки пистолет. Из уголка рта, в который я его двинул, капала тоненькая струйка крови. Он прикрывал ее языком и зализывал.
— Это паромная переправа, клянусь. — Мои клятвы стоили не больше, чем немецкие марки Веймарской республики, но это было все, чем я мог выкупить свою жизнь.
— Подонок. — Он передернул затвор и стал медленно спускать курок.
— Это пассажирская переправа. В шкафчике для личных вещей.
— Мерфи! — позвала Сара, вылезая из машины.
— Этого нет в чертовом шкафчике, — возразил он. — Мы хотим знать все.
— В шкафчике на переправе деньги, чуть меньше пяти кило кокаина в сумке «Пума». — Я видел вокруг себя жестяные банки из-под пива, осколки разбитого стекла, использованные презервативы и ненужные обертки, среди которых мне было суждено упасть. Ужасно, что приходится заканчивать свой жизненный путь здесь, на этой мерзкой мусорной свалке. Вселенная прекратит существование. Без особой боли. — Шкафчик не запирается на ключ, у него цифровой замок, номер записан на стене нужника. Вот что я собирался вам показать. — Попытался приподняться, но Мерфи посадил меня на колени.
— Что за паромная переправа? — переспросила Сара. Вокруг ее шеи все еще был повязан платок.
— Алгесирас.
— Что за нужник?
— Ближайшая к выходу средняя кабина, стена слева от очка. — Я тыкал рукой на север, восток, юг и запад.
Мерфи осмотрел дорогу и ухмыльнулся:
— Молодец. — Больше он во мне не нуждался.
— Погоди! — крикнул я.
— Отвяжись, — фыркнул он, выбирая себе мишень. Дуло пистолета отливало серебром. Место моего упокоения заслуживало элегии. Сара отвернулась, спрятала лицо в ладони.
— Но какой шкафчик? — закричал я.
Сара повернулась. Мерфи поднял пистолет и посмотрел на нее, потом на меня.
— Вы не знаете, какой шкафчик, — продолжил я. — Вот что я должен вам показать. Там чертовы сотни и сотни шкафчиков трех размеров, все они выглядят одинаково. Вы могли бы просто попросить охранника показать вам шкафчик, сказав ему номер замка, но он спросит, что в той сумке, а затем откроет ее, чтобы убедиться, что вы не лжете. Тогда вам каюк. Там доки всегда кишат полицейскими. Единственный шанс для вас — взять меня с собой, чтобы я вас провел к нужному месту. Решайте как хотите. — Я бросил взгляд на нее, потом на него — и снова на нее.
Мерфи поставил пистолет на предохранитель и спрятал в карман. Жизнь пробежала сквозь мои руки, как скользкая веревка, но мне удалось ухватиться за последний ее метр. Не знаю, сколько еще мне осталось держаться за нее.
— Я говорила тебе: думай быстрее, — приказала Сара. — Садись в машину и показывай, где шкафчик.
Я поднялся на дрожащие ноги.
— Мне хочется в уборную, поэтому покажу.
В позднее утро Алгесирас дурно пах. Неприятное дыхание от неудачно размещенного в годы правления Франко рафинадного завода ощущалось рядом с мерцающими из-за злонамеренных причуд атмосферы улицами. Субботнее утро наполнило пыльные улочки пареньками на мотоциклах и скутерах, а мостовые оставались местом, где судачили женщины и рефлексировали мужчины. Я видел, как они наблюдают за нашим проездом с линии открытых пригородных баров и удивляются абсурдности кратковременного соприкосновения наших орбит. Люди стояли и потягивали херес, а в пяти метрах от их начищенных до блеска туфель я боролся за спасение своей жизни.
Пока похитители пересматривали детали моей казни, я сосредоточился на осуществлении плана своего побега номер один. Если он сработает, я получу свободу, если же провалится, перейду без задержки к плану номер два. Этот план, наименее сложный из двух, заключался в том, что я просто побегу с криками о помощи. Важно, что я оказался в такой среде, где свидетелей больше, чем у Мерфи патронов, где я чувствовал себя лучше, чем на дороге в ущелье. Я тешил себя надеждой, что экипажи паромов сегодня не бастуют.