Она всё ещё маленькая девочка. А он — уже вырос.
Именно это она видела в его взгляде, когда никак не могла разобрать, что там. Письмо — лишь повод. Её напугал взгляд — человека, который вырос.
И умеет просчитывать наперёд. Потому змеи не проснутся раньше времени. Если, конечно, гном правильно рассчитал дозы. Сакар всегда знал, как правильно рассчитать дозы — он был достойным наследником своей матери.
А потом пропал холод. И не стало ветра.
А потом кучер истошно завопил:
— Горные! — повозка шатнулась и остановилась.
Сакар выпрыгнул, правда, пока та ещё двигалась: с Горными нужно было действовать на опережение, пока не сожрали их, так и не осознав, кого сожрали.
— Я Сакар! — крикнул он во тьму на их языке, и лишь потом разобрал три огромные косматые фигуры на тропе, вооружённые чем-то вроде огромных мечей. Мечи были ослепительно белыми в свете Рихан, и Сакар через миг понял, почему: мечи были сделаны из заточенной кости.
Сакар надеялся, что верно понял обрывки, найденные в старых гномьих рукописях, и теперь сможет говорить с ними так, чтоб они его поняли. Должен был верно понять: Сакар всегда хорошо разбирался и в рукописях, и в языках.
Но Горные не остановились. Продолжали надвигаться, почти бегом, подняв своё страшное белое оружие.
— Я остановил вас на тропе! — рявкнул Сакар, и те наконец замерли, не добежав. — Там! — сказал Сакар, указав рукой в направлении своих земель. Потому что кто знает, кто и когда их ещё останавливал. А Сакару нужно было, чтоб они очень чётко поняли, кто он такой.
Он тот, кого они боятся.
Злой шаман, колдун, мелкое равнинное божество. Пусть думают о нём, что хотят. Лишь бы боялись.
Да и тот факт, что он говорит на их языке, тоже должен пугать. Главное, чтоб он правильно говорил. Говорить было непросто: то ли в их языке вообще было слишком мало слов, то ли Сакар мало нашёл. Но все, что нашёл, он выучил. И не один десяток раз повторил их в дороге, так что долгое молчание Шейр пришлось кстати.
— Мне нужно видеть Умбрера, — сказал Сакар. — Говорить с Умбрером.
Горные опустили мечи переглянулись.
"Да, — подумал Сакар, — правильно. Думайте. Я страшный колдун. Я знаю ваш язык. Я знаю имя вашего вождя. Я вообще много знаю. Думайте. Бойтесь".
— Ты, иди, — сказали ему наконец.
Указали на повозку:
— Это — нет.
— Это — нет, — согласился Сакар и позвал. — Шейр!
Та легко выпорхнула на снег. Легко, уверенно, распрямив плечи, насколько это позволяла тяжёлая шуба на них, подошла к нему.
— Она — да, — сказал Сакар, кивнув на остановившуюся рядом жену. И демонстративно взял её за руку. — Быстро! — подогнал, потому что они снова стали думать и переглядываться. И пригрозил. — Сожгу!
— Иди! — сказал наконец один из Горных и мотнул головой, приглашая следовать за собой. Двое других пропустили их вперёд, двинулись сзади, отрезав путь к отступлению. Они не знали: пути к отступлению у Сакара не было.
И вот теперь они с Шейр стояли напротив того самого Умбрера, и рука Шейр даже не дрогнула в его ладони. И плечи под тяжёлой шубой она держала всё ещё ровно. И кажется, была совершенно спокойна, в отличие от самого Сакара, которого бросило в дрожь, стоило фигуре появится перед ними.
Нет, он испугался не Умбрера.
Он испугался себя.
— Ты остановил нас! — пробасил Умбрер так громко, что, казалось, сами горы дрогнули под ногами.
"Может, они так определяют вождя? — подумал Сакар, пытаясь сдержать дрожь в руках, пытаясь отвлечься на глупые предположения. — Кто громче говорит — тот вождь..."
— И остановлю, — кивнул Сакар. — Если не...
У Горных не было слова "договориться". У них было только поклоняться, или бояться, или приказывать, или уничтожать. Потому Сакар подобрал другое:
— Если не услышим. Я тебя. А ты меня.
— Зачем? — нахмурился Умбрер.
Глаза понемногу привыкали: и к кострам, и к фигуре напротив. Сакар начал различать черты. Тяжёлая челюсть, маленькие, глубоко посаженные глаза, над которыми нависает большой лоб, испещрённый морщинами, и сейчас морщин становится ещё больше.
Умбрер думает.
— Вам нужна Империя, — сказал Сакар. — Большая земля там, за тропой.