Сакар сейчас несётся вперёд лишь потому, что его не успевают остановить.
В сторону, ещё раз в сторону — и снова вперёд.
Нырнуть под удар, прижавшись к спине коня, пришпорить — и дальше, дальше, быстрее.
Орали рядом, что-то свистело над головой — и прямо над ним, и высоко в небе. Ревели вдали: аж сюда было слышно виверн, но если не поднимать голову — поднимать-то некогда — казалось, какие-нибудь древние боги выползли после спячки и возмутились, разбуженные шумом битвы, который на этот раз, наверное, был громче обычного и слишком долго не прекращался.
"Я прекращу, — подумал Сакар. — Мне бы только добраться".
Он поднимал голову несколько раз: не богов искать — увидеть, как далеко то место на поле боя, куда он пытается добраться. И когда поднял в третий, увидел: он уже рядом.
Он уже видит Умбрера: тот и правда восседает на транге, и это не транг так высок, что видно издалека, и не Умбрер так велик: у него просто какое-то специальное седло. Прямо трон на транге соорудили.
Хорошо — с такого наверняка будет проще сбросить.
Сакар успел заметить короткое, смазанное движение справа. Отклонился назад — левой рукой схватился за копьё, которым его только что попытались проткнуть, правой — швырнул нож в того, кому оно принадлежало. Рванул оружие на себя.
Кинул быстрый взгляд на транга, пока убитый им всадник медленно валился на землю. Но через миг уже вновь мчался вперёд, прижимаясь к спине коня.
Копьё — необходимо, им легче будет достать до Умбрера, взобравшегося слишком высоко. А вот перебираться на транга — лишнее. Так Сакар только потеряет преимущество: лёгкость и скорость.
Он двинул запястьем, пытаясь прочувствовать вес копья, на случай, если придётся его метнуть.
Вес был слишком велик. Одной рукой далеко не забросишь, нужно подобраться ближе.
Ещё ближе...
Нет, не достанет. Умбрер неспешно, движется дальше, а вокруг него плотное кольцо воинов, слишком плотное, догнать их Сакар сможет, прорваться сквозь них так, как получается сейчас, не выйдет. И копьё в руке — дополнительный груз.
Может, всё-таки собрать все силы и метнуть?
А потом он увидел Рамора. Тот, оседлавший транга, выскочил откуда-то со стороны, снёс рванувшего было навстречу Горного. И бросился прямо к кольцу, сомкнувшемуся вокруг Умбрера, будто он был не один, будто вёл за собой армию, потому что бросаться одному было бы глупостью: так он не прорвётся, только зря погибнет.
Но за спиной у него никого не было.
"Я учился у тебя мудрости, Рамор, — мелькнуло в голове. — Как так вышло, что ты перенял моё безумие?"
Трое из кольца бросились к Рамору, Умбрер завизжал что-то предельно высоко и рванул прочь с остальными.
Сакар тихо выругался, собрался с силами, вскинул руку, метнул копьё.
Может, он достал бы и до Умбрера.
Но теперь оставалось лишь гадать, потому что копьё вонзилось в одного из тех, кто занёс меч над Рамором. Второго Сакар проткнул своим мечом, оказавшись рядом. Уклонился от камня из пращи, который швырнул третий, направил коня к нему, краем глаза увидел: с остальными, набежавшими сзади и со всех сторон, Рамор справляется, пусть и с трудом.
Вонзил меч в противника, и, когда тот начал заваливаться в его сторону, сорвал с головы рогатый шлем, развернулся с ним, швырнул в ещё одного из окруживших Рамора дикарей.
Над головой пролетел тяжёлый камень, запущенный уже не из пращи, — это гномы Сакара продвигались вглубь.
Рамор, оказавшийся совсем близко, выдохнул, продолжая отражать удары противников:
— Гномов привёл?! Для них… — и ещё удар, — скольких змеёнышей поубивал?!
И ещё удар.
Сакар замер, подбирая слова, чтоб ответить, но отвлёкся на бросившегося к нему самому Горного, и Рамор успел вновь заговорить.
— Иди! Догоняй своего! — крикнул он. — Я тут остальных подержу!
— Ты один! — напомнил Сакар.
— Так и ты тоже, — со странной интонацией парировал Рамор и развернулся, широким ударом сбрасывая с транга очередного противника.
Сакар выругался ещё раз, круто развернулся и помчался вперёд.
Умбрер всё ещё был виден вдали.
И то ли почувствовал взгляд, то ли ему кто-то что-то прокричал: обернулся. Сакару мог разглядеть лишь силуэт, но мог поклясться: вождь Горных уставился своими маленькими глазками прямо на него. Потому что вернулось то чувство, что уже приходило, когда тот сверлил его взглядом над телом Шейр: будто чья-то чужая холодная рука сжала сердце, прорвав грудь, проломив рёбра, и сердце теперь отказывается биться, и воздуха не хватает, а тебя самого — попросту выворачивает.