"Какой глупый расход трудовых ресурсов, да?" — мрачно подумал Алекс.
Ему показалось, что в голосе девчонки скользнуло осуждение. Хотя скорее всего, ничего такого там не было. Девчонка просто поговорить любила, а тут — нашла слушателя, который помирает, потому сил заткнуть не найдёт.
Алекс приоткрыл глаз и покосился на девчонку. Та отшатнулась, будто не ожидала, что он вообще пошевелится. Но тут же снова придвинулась, справившись с удивлением.
"Когда ж ты уже уйдёшь? — раздражённо подумал Алекс. — Может, мне сильнее дёрнуться, чтобы тебя ещё больше напугать? Хотя нет, когда ты пугаешься, ты вообще на месте сидишь..."
Перед глазами снова встала сцена. Вот сидит эта маленькая дурочка, вот взмывает в воздух Сэм...
А не сидела бы она там — может, всё не так бы закончилось.
Алекс осторожно втянул немного воздуха. Сказал тихо, но с куда большим раздражением, чем рассчитывал:
— Я не умираю. Оставь меня.
— Ага, "оставь"! — передразнила она. — Мать меня прибьёт, если увидит, что оставила. Сожрёт ловчее, чем тот дракон!
— Тогда не оставляй, — пробормотал Алекс и снова закрыл глаза. — Если всё так страшно, то не оставляй. И когда твоя мать придёт сюда, тем более не оставляй.
Девчонка на мгновение затихла, даже будто дышать перестала, кажется, переваривала услышанное. А потом вдруг фыркнула. То ли сердито, то ли насмешливо.
Потом доверительно спросила:
— Ты пить хочешь? Или есть?
Алекс подумал, что пока и просто дышать неплохо. На большее ещё надо собрать сил. Но объяснить не успел.
Прошуршала, открываясь, дверь, и ещё один голос, женский, глубокий, серьёзный и строгий, окликнул с порога:
— Амика! Ты чего над ним висишь! Дай ему воздуха!
"Спасибо тебе, добрая женщина", — подумал Алекс, когда девчонка отодвинулась. Но это он рано обрадовался.
— Иди погуляй! — строго скомандовала вошедшая. — Тебе тоже воздух не помешает!
— Но он просил... — начала девчонка.
— Просил?! — изумлённо перебила женщина. — Проснулся, что ли? Так скоро?!
Прошла, тяжело и быстро ступая, прямо к нему и теперь нависла вместо девчонки. От женщины пахло странно, то ли чаем, то ли специями. Но не неприятно, как частенько несло от селян.
Алекс снова медленно открыл глаза. Она нависала прямо над ним, полная, крупная, с такими же серьёзными, как у девчонки, такими же холодными глазами. Рассмотреть он её не смог — трудно рассмотреть, когда оно над тобой висит, такое большое и так близко. Всё плывёт перед глазами.
— Ну и здоровье у тебя, мальчик... — пробормотала она, деловито пощупала лоб, а потом, будто невзначай решила погладить, провела рукой по волосам. И тут же рявкнула в сторону:
— Ами, принеси воды!
— Так погулять или принести воды? — уточнила девчонка.
— Не надо... — попытался отмахнуться Алекс.
— Тихо! — цыкнула она на обоих.
Помолчала.
И когда быстрые лёгкие шаги девчонки затихли вдали, очень серьёзно проговорила:
— Ты спас её. Как я просила. Теперь позволь помочь тебе.
И снова ему послышалось... Ну, не осуждение, но определённо — лёгкое раздражение. Он совершенно не нравился этой большой травяной женщине. Но начал догадываться, что даже если он не позволит, эта — всё равно поможет. А если он попытается убежать — догонит и ещё раз поможет.
Раньше он никогда бы не подумал, что именно так формируется семья.
***
Амика замерла, не дойдя до калитки с десяток шагов, развернулась. Медленно поставила к ногами корзину с выстиранной в ручье одеждой.
Стук копыт был ещё почти неразличим. Она так и не поняла: услышала сначала его или просто почувствовала, что что-то не так. Развернулась, увидела — и уж потом разобрала стук в отдалённом гуле.
Сначала ей показалось, что на дороге чудовище. Вдалеке, размыто, на грани видимости, огромное и черное.
Сердце странно билось с самого утра, вздрагивало, замирало, колотилось. Будто чуяло, что оно придёт. И теперь — чудовище пришло. Но сердце никогда не обманывало её: она знала, что если идёт чудовище, значит, идёт и он. И плевать, заодно он с чудовищем, или будет его героически побеждать.
Он идёт.
Человек, которого мать так легко приняла в семью, хотя не принимала больше никого и никогда. Легко приняла, но словно бы всегда недолюбливала. Будто он стал её неродным и нелюбимым сыном.