А может, мать так же, как сама Ами, чувствовала: он чужой.
Им было с ним трудно, ему было трудно с ними, и что продержало его целых два года рядом — Ами не понимала. Но два года Алекс жил у них, будто через силу, будто отрабатывал что-то, за что был должен. То самое, за что мать его недолюбливала.
И двух лет хватило на то, чтобы привязаться к нелюбимому брату. Чтобы сердце сейчас странно трепыхалось в груди. А Ами щурилась, глядя на дорогу и мысленно ругая себя вслед за матерью: слишком много читала, глаза уже не видят, как раньше.
Наконец — увидела.
Чудовище неслось вперёд, волоча за собой повозку, а в повозке сидел он.
Надвигался медленно и неумолимо. Не показался, не привиделся, наоборот, был всё ближе, всё яснее виден.
Алекс возвращался домой.
Потом она рассмотрела детали. Чудовище оказалось огромным черным конем в латах, а Алекс — собой. Конь, то ли повинуясь его неслышной команде, то ли различив на дороге её, перешёл с бега на шаг. Остановился неподалёку. Алекс спрыгнул легко, перемахнул через борт телеги, будто был невесомым.
Всё ещё ненастоящим.
Направился к ней.
— Ма-ам! — протянула Ами, не оборачиваясь, не в силах оторвать от него взгляда. — Мама! Алекс!
Мать вышла из дома — Ами услышала, как хлопнула дверь. Она знала: мать вряд ли пойдёт навстречу — так и будет стоять на пороге, скрестив руки на груди и возмущённо глядя на Алекса. А как он дошагает — мать ещё и подзатыльник даст.
Алекс подошёл совсем близко. Он был никаким не видением, не фантазией, обыкновенным Алексом. Только вот...
Ами чуть было не отшатнулась. Он будто бы вернулся из того времени, будто принёс с собой то время — принёс едва различимый, далёкий запах гари.
Но не отшатнулась, справилась с собой, улыбнулась ему и тихо шепнула, едва заметно кивнув на дом и мать в дверях:
— Беги!
Алекс ухмыльнулся в ответ.
"Ну и чёрт с ним, с запахом", — решила Ами и всё-таки обхватила Алекса, заключая его в объятия.
Ещё вчера она была почти уверена в том, что он никогда больше не придёт. Иногда ей казалось, что, может быть, его и не было. Что она просто когда-то выдумала себе Алекса. Но не могли же все в селении его выдумать.
И кто-то же спас тогда её от дракона.
Ами отстранилась — всё-таки в его объятиях слишком сильно несло гарью. Но не отпустила.
С ним так всегда: и рядом быть не хочется, и отпускать страшно — вдруг опять исчезнет?
— Мать очень злится? — доверительно шепнул он, глянув через её плечо на дом.
Мать, будто услышала, рявкнула с порога:
— Побыстрее, парень! У меня к тебе будет оч-чень серьезный разговор!
Ами фыркнула, разжала наконец объятия окончательно, обернулась к дому, ободряюще хлопнула Алексу по плечу. Пробормотала:
— Глядишь и не убьёт...
— Не надо меня ругать! — громко ответил он маме. Та наконец двинулась ему навстречу. — Меня надо обогреть и накормить!
— Я тебя обогрею! — многозначительно пообещала мать, распахивая калитку.
— Амика, — Алекс глянул на неё. — Скажи маме, пусть не кричит. У меня там ребёнок спит, — и кивнул на повозку. — Он, гад, всю дорогу не спал, а тут — как по голове кто-то двинул. Но я не двигал, я его вообще не трогал, я его боюсь...
— А сам тогда чего орёшь?! — праведно возмутилась мать, не слушая всю эту чепуху. Потом поняла, что только что услышала, и ещё больше возмутилась. — Ребёнок?!
— Твой? — подняла брови Ами.
— С разбегу! — фыркнул Алекс. — По дороге нашел. Решил, может, вам пригодится…
— Мне ещё ребёнка не хватало, — пробормотала мать, дошла наконец до Алекса, выдала ему мощный подзатыльник, оттолкнула, поравнялась с конём, не обратила внимания ни на страшную конскую рожу, ни на красные горящие огнём глаза: обошла и заглянула в телегу. Озадаченно пробормотала. — И правда ребёнок.
— Ай, — сказал Алекс, потирая затылок.
— Это ещё не "ай", — отозвалась мать, изучая ребёнка в телеге. Ами тоже подошла поближе, заглянула через бортик. Ну... Не такой уж и ребёнок. Укрыт какой-то рваной шкурой. Худющий, бледнющий, дышит еле-еле. Будто мёртвый. Вот как Алекс, когда Ами его в первый раз увидела.