"Во второй, — исправила она себя, — в первый раз я его видела, когда он с драконом дрался".
Просто тогда она его не рассмотрела, не запомнила. И до сих пор казалось, что спас от дракона её один человек, а без сознания лежал потом в полусгоревшем и наскоро заново отстроенном доме — другой. Мол, мать нашла первого попавшегося бродягу, заблудившегося на горе, и притащила домой.
И если б не уверенность, с которой бродяга утверждал потом, что он — убийца драконов, если б не твёрдый голос и взгляд, которые будто и не его вовсе, будто он украл их у кого-то, Ами до сих пор сомневалась бы.
— Это не "ай", — повторила мать, заговорив тише, и посторонилась, чтоб Ами могла заглянуть в телегу. — "Ай" ты ещё дома получишь. Пропажа. Мы думали, тебя уж и в живых нет. Кто так детей перевозит? Он-то хоть живой? Поднимай давай и заноси. Если заболел — сам лечить будешь. Детей мне ещё своих понавез…
— Да не мой он! — возмутился Алекс, но мать тут же шикнула на него.
Алекс подошёл к телеге с другой стороны, осторожно вытащил ребёнка.
Да нет, не ребёнка. Ну какой это ребёнок? Почти взрослый парень, с десяток годков уже точно набежало. Хлипкий, это да, но Ами привыкла к хлипким, вон возьми того же Алекса. Между прочим, пацан-то и правда на него похож, этой самой хлипкостью. Был бы поменьше — точно решила бы, что его, Алекса, ребёнок.
Но какой он ребёнок?
Алекс с ним на руках двинулся к калитке, Ами метнулась вперёд, открыла.
Наконец встретилась с ним взглядом, и сердце снова странно стукнуло. Она и забыла, какие у него глаза. Ярко-зеленые. Совершенно нечеловеческие, колдовские. Такие знакомые. И такие чужие.
Она-то думала, что хорошо помнит Алекса, а оказалось — совсем забыла. Оказалось, что помнила смутно, не то и не так. А единственный точным воспоминанием о нём был запах гари, въевшийся то ли в его одежду, то ли в него самого.
Алекс уже шагал к дому, мать задумчиво осматривала его коня — если это был конь, — а она всё стояла, удерживая калитку открытой и думала, отчего так быстро, так легко забыла этого человека, который прожил несколько лет бок о бок с ними, который спас от дракона её, а с ней — всё их селение, которого считала братом, которым гордилась и, наверное, в глубине души любила, несмотря на то, как непросто с ним было.
Он всегда говорил странные вещи. За ним, за ходом его мысли, за речью, трудно было успеть. Он точно не желал зла — ни ей, ни матери, ни кому-либо из знакомых. Но зло будто бы всегда пряталось где-то рядом. В его глазах, в речах, в запахе гари.
Пока он был рядом, рядом был и тот дракон, и пожар, и все-все погибшие.
А стоило забыть его — дракон тоже сделался далёким сном.
Но разве Алекс виноват в том, что спас их от дракона? Разве в таком вообще можно винить?
— Ами! — позвала мать. — Помоги мне с... конём.
Она подошла, осторожно взяла в руки узду, подумала, что и конь, и сбруя пахнут так же — будто вместе с Алексом прошли сквозь огонь. Конь идти не собирался — косил красным глазом. И Ами сделала то, чему сама удивлялась. Глянула прямо в этот глаз и попросила:
— Пойдём.
Конь почти по-человечески хмыкнул, но послушно шагнул.
Они повели его по кругу — до ворот. В калитку это чудовище, да ещё и с телегой, вряд ли бы пролезло. И когда завели на задний двор, туда же вышел и Алекс.
Тоже хмыкнул, почти так же, как конь: кажется, удивился, что женщины так легко с ним справились.
— Может, поможешь? — спросила Ами.
— Тебя он лучше слушается, — пожал плечами Алекс.
— Так, — сказала мать и решительно бросила поводья. — Твой зверь — тебе с ним и разбираться.
И бормоча что-то вроде: "Понавёл тут детей, зверей...", решительно протопала мимо Алекса в дом.
Он оказался рядом, легко подхватил повод, сказал коню:
— Рок, погоди, — и принялся откручивать телегу.
Амика глянула на крепления. Их явно ломали, переделывали, скрепляли заново.
"Странно, — подумала она, — что Алекс вернулся не один. Женщину, конечно, не привёл, но и ребёнок, и конь, и телега..."
Ей почему-то казалось, что он всегда будет один. Что всем вокруг будет так же непросто находиться рядом. Даже коню.
"С другой стороны, — подумала она, — коня-то он от дракона, наверное, не спасал... С чего бы коню его не любить... С третьей стороны, этот конь, судя по взгляду вообще никого не любит, а если кого и любит — то на обед".