И в то же время Кияр понимал, почему Алекс ушёл. Он вообще всех и всегда понимал, а иногда — даже Алекса. Очень, очень непросто существовать, когда всё понимаешь. Мир будто разорван на части, он не твой, он общий, и ты видишь его сразу со всех стороны. И понимаешь: нет на самом деле никакого мира, так, осколки.
Каждый встреченный тобой человек ютится на одном из них. У Алекса своего нет — он ходит сквозь них, сквозь разные. Он тоже не цельный: тоже из осколков, обломков, полустёртых воспоминаний. Потому он уходит: ему негде оставаться. Его самого нет. Чтобы понять это, не нужно читать мысли. Кияру вообще редко когда нужно читать мысли: он без того всех видит.
Его, впрочем, тоже увидели.
— Куда? — крикнула из окна мать, когда он бесшумно, как ему казалось, обогнул дом и двинулся вдоль забора к калитке.
— Погулять, — осторожно ответил Кияр.
— Ещё один... — тяжело вздохнула мать. — И этому не сидится...
— Я просто пройдусь, — попытался оправдаться Кияр.
За стеной зашуршало точно так же, как шуршал только что он сам.
Кажется, Амика решила воспользоваться возможностью — пока мать отвлекается на одного беглеца, не заметит второго. К этому она, что ли? К своему, подзаборному?
Нет, Кияр видел, там всё не так серьёзно, чтобы бежать к нему ночью.
За Алексом тоже не рванёт. Она, может, и хотела бы, но слишком взрослая для такого безрассудства, хоть и совсем ещё юна. Не бросит ни мать, ни родной край. Ни, в конце концов, Кияра. Да и понимает сама, он по глазам видит, по бездумно смотрящим сквозь него глазам: если и доберётся, если найдёт Алекса, тот ей только подзатыльник даст и обратно завернёт. Он не смотрит на неё так, как она на него. Но всё же слишком дорожит ею, чтобы втягивать в свои любовные похождения, делать их частью.
А может, она просто ему не нравится.
— Куда? — устало повторила тем временем мать. — Куда ты пройдёшься?
— До ручья, — ответил Кияр.
— Зачем?
— У вас тут жарко, — ответил он честно. — Мне нужен воздух.
Мать высунулась в окно, уставилась на него так внимательно, так пристально, что Кияр даже попытался прислушаться к её мыслям. Она оказалась из тех редких людей, мысли которых совпадали со словами, Кияр услышал лишь очередное усталое: "Ещё один..."
И больше не лез, потому что жалко её голову.
А она ещё немного посмотрела, потом отмахнулась, бросила:
— Иди уже, горе! — и захлопнула окно.
Кияр вышел со двора, двинулся по дороге к берегу.
Ами ждала его, стоило немного отойти от дома и повернуть к ручью. Выпрыгнула из ночной тьмы, оказавшись прямо перед ним, схватила за плечи, зачем-то тряхнула, спросила:
— Ты же не уходишь?
Прозвучало угрожающе, но Кияр не испугался. Ами совсем не умела быть угрожающей, да и сама казалась испуганной. Она видела в нём Алекса, а значит, ожидала того же: что он уйдёт. Потому, наверное, и рванула следом.
— Я просто вышел погулять, — пробормотал Кияр, высвобождаясь из хватки.
— Ага, — недоверчиво кивнула Ами, — Один тоже так выходил погулять. На два года... И сейчас опять...
— Да куда я пойду-то? — Кияр пожал плечами, двинулся вперёд. Ами посторонилась, пропуская, зашагала следом. — Мне больше некуда.
— И за Алексом следом не пойдёшь? — уточнила Ами.
— Его след попробуй найти, — хмыкнул Кияр. — И не нужен я ему. Ему никто не нужен.
Последнее он сказал, скорее, для неё, чем для себя. На случай, если Амика решит всё-таки броситься следом. Ей же хотелось — он видел.
— Это правда, — согласилась она.
— Так что я просто... погулять...
Кияр дошёл до берега, остановился, глубоко вдохнул. Сладкий цветочный запах, которым был укутан дом, долетал и сюда. Свежесть воды слегка сбивала его, но не уничтожала совсем.
— Хорошо пахнет, — сказал Кияр. — Особенно по ночам. Только слишком сильно возле дома. А тут — хорошо.
— Возле дома тоже нормально, — хмыкнула Ами. — Привыкнешь.
И снова странно покосилась на него. Может, Алекс так же говорил? Может, она подозревает, что Кияр в конце концов убежит от запаха?
Но куда и как побежит? Он ещё ребёнок, своим даром владеет едва-едва, ничего, кроме головной боли противопоставить в бою никому не сможет. А без боя не выживешь. Он давно знал, каков этот мир. Знал от отца и от Норы — та хоть и молчала, но читать её было легко. А ещё знал, что идти ему некуда. Его никто и нигде не примет так, как приняла эта семья.