Выбрать главу

— Господи… — Только Ойша собралась вознести просьбу к богу о ниспослании беды Махсуму, как сверкнула молния и загрохотал гром.

Обе женщины в страхе пробормотали слова молитвы и поплевали, как полагается в таких случаях, на свои воротники.

— Наверное, сейчас ливень пойдет, — сказала Ойша.

— Вот и хорошо! Весной нужен ливень.

Вскоре дождь забарабанил по крыше, застучал в дверь. При свете тридцатилинейной лампы Раджаб-биби что-то шила, Ойша вышивала. Обе женщины грустно молчали, думая о своем.

В последнее время Ойша совсем охладела к Махсуму, минутами он даже внушал ей отвращение; она не могла простить ему лжи о Кариме, и чем дальше шло время, тем больше тосковала она по бывшему своему жениху. Мысленно она каялась перед ним, просила прощения, говорила, что у нее не было выхода. Она слабая, беззащитная женщина, что ей было делать?

Таясь от матери, Ойша потихоньку плакала. Видела она, что и мать страдает. Раджаб-биби уже не верила лживым обещаниям Асада Махсума помириться с Хайдаркулом. Иногда она порывалась попросить кого-нибудь, чтобы привели к ней брата… Или думала пойти к нему, упасть в ноги и просить прощения. Но не решалась ни на то, ни на другое, боялась Махсума, боялась за дочь; если бы он узнал о ее намерениях, несдобровать им обеим.

Дождь прошел. Раджаб-биби клонило ко сну.

— Пойду лягу, — сказала она. — Видно, и сегодня Махсум поздно придет. Иди и ты спать.

— Да, мамочка, — позевывая, сказала Ойша.

Она встала и проводила мать до ее комнаты. Потом, открыв дверь во двор, глотнула свежего после дождя воздуха и, раздевшись, легла в постель. Но сна не было. Мрачные мысли одолевали ее. Она думала о своей злосчастной судьбе: о потерянном для нее Кариме, о лжи и коварстве Мах-сума… Кто она для него? Живая кукла, ребенок, с которым приятно поиграть. Проведет с ней часок, а в остальное время и не вспомнит… Каждое его слово о тоске по ней, о любви — ложь! Разве настоящая любовь может так быстро остыть? А ведь Ойша хороша по-прежнему, она все еще выглядит молодой девушкой… Да, его любовь — короткое увлечение и самообман!.. Ох, хоть бы Махсума скорее бог прибрал… и она и мать вздохнули бы свободно, вернулись в Гиждуван, в свой дом. Какая бы это была радостная весна! Конечно, Карим не вернет ей свою попранную любовь, он оскорблен и обижен. Но лишь бы он был здоров и счастлив! А она никогда не перестанет любить его, даже разлученная с ним навек!

Ее мысли прервал торопливо вошедший в комнату Махсум.

— Вставай, — сказал он еще у дверей. — Разбуди мать, сложишь все самое необходимое из вещей… Мы уезжаем… Поторопись, через полчаса должны выехать!

— Куда? — растерянно спросила Ойша, поднимаясь с постели.

— В Гиждуван, — назвал Махсум первое пришедшее в голову место. — Бери самое необходимое, не перегружайся… Золотые украшения, пару платьев… Все самое ценное.

Ойша догадалась, что Гиждуван придуман с ходу, что Махсум, как всегда, обманывает ее. А по его торопливости и растерянности она поняла, что ему плохо пришлось и он вынужден бежать, что их ждут скитания.

— Мы никуда не поедем, — твердо и спокойно сказала Ойша. — Мы останемся здесь, а вы возвращайтесь сюда!

Махсум посмотрел на нее как безумный, не поверил своим ушам: неужели это сказала его покорная жена!

— Что, что ты болтаешь? — грозно зарычал он. — Что ты без меня делать будешь?

— Ничего особенного… За нас не беспокойтесь.

— Ты что, серьезно говоришь или шутишь?

— Почему шучу, кто я, чтобы шутить так, и с кем?! — сказала Ойша, присев на край кровати. — Я ведь только ничего не стоящая игрушка.

— Сейчас не время кокетничать и ломаться, — прорычал Махсум, — на нас прут басмачи, нужно поскорее смыться.

— Что тут делать басмачам?..

Никуда я не поеду.

— Ойша! — свирепо крикнул Махсум. — Не выводи меня из терпения!.. А, чтоб тебя!.. — выругался он.

Крик и ругань Махсума услыхала спавшая в соседней комнате Раджаб-биби. Сон как рукой сняло, она быстро встала с постели, испуганно ожидая, что дальше будет.

Ойша между тем все так же спокойно сказала:

— Зачем кричать — охрипнете!

Махсум был вне себя от ярости. Ойша, покорная ему во всем Ойша, — и вдруг такое упрямство! Да еще в столь трудную, ужасную минуту! Это непостижимо, она безумна! Нет, это хуже, чем безумие, это измена. Да, измена мужу! Это заговор против него! В бешенстве он скрежетал зубами. Глаза налились кровью.

— Хорошо же! Так не хочешь

Он снял с гвоздя нагайку с ручкой черного дерева и шагнул к Ойше.

— Встань, дрянь!

— Нет, нет, нет! — крикнула Ойша, но свист нагайки заглушил ее голос.