Словно находясь во власти колдовских чар, Тон впал в гипнотическое оцепенение. Он еще чувствовал, как скользят по голове и шее быстрые щупальца твари, как колют их жала, проникая под кожу, но помешать им уже не мог. Тон даже не мог закрыть глаза… В его застывшем взгляде отразилось золотисто-пунцовое брюшко порхающей бабочки, а потом иглы проткнули его зрачки.
Все глубже и глубже в тело Тона въедались жадные корни, пуская во все стороны все новые отростки и опутывая его плоть сетью разветвлений… Некоторое время Тон трясся в конвульсиях, словно жизнь уходящая и зарождающаяся сплелись воедино в ожесточенном поединке… Наконец все было кончено, и Тон повис, развернутый навзничь, словно муха, прекратившая борьбу в смертоносной схватке с паутиной… Раздавшееся вширь и окрепшее, растение продолжало жить, и в его верхних ветвях, в неподвижном и безмолвном мареве полдня, начал распускаться новый цветок.
Воспоминания Аматуса
Вот и пришло время поведать о любопытных и печальных событиях, произошедших еще до того, как Коморион оставили король и жители, хотя я и привык иметь дело скорее с длинным двуручным мечом, чем с палочкой из бронзы или пером из тростника, и совсем не обладаю даром рассказчика. Но Судьба подготовила меня к этому повествованию, отведя ключевую роль в тех давних событиях… Я ушел из города последним.
Все знают, что в далекие времена Коморион, блистательная и великолепно отстроенная из мрамора и гранита столица, считалась венцом Гипербореи. Но вот о том, как она опустела, ходит теперь слишком много противоречивых легенд и сказаний. Они настолько фантастичны и неправдоподобны, что мне, старику, трижды заслужившему почет; мне, трудившемуся, как минимум, одиннадцать пятилетий на благо обществу; именно мне приходится писать эти воспоминания о случившемся, пока события, о которых пойдет речь, совершенно не исчезли из народной молвы и памяти людей. И я делаю это, несмотря на то, что мне придется подписаться в собственном поражении, признаться в своей единственной ошибке…
Разрешите представиться тем, кому доведется прочитать мое повествование в будущем. Мое имя – Атамус. Я – главный палач Узулдарума, и эту же должность исправлял в Коморионе. Мой отец, Мандхай Тал, служил палачом до меня, палачами были и все его предки, включая даже тех, кто жил в годы легендарных поколений ранних правителей. Все они блестяще владели большим медным мечом правосудия, легко управляясь им на плахе.
Простите старика, если его рассказ покажется вам слишком медленным, старости свойственно задерживать внимание на юношеских воспоминаниях об отливающем вдали королевском пурпуре и славе, которая освещает безвозвратно ушедшее. О чудо! Я снова становлюсь молодым, вспоминая Коморион! Мысленно, находясь в этом мрачном городе, я созерцаю сквозь ушедшие в прошлое годы стены Комориона, громадами возвышающиеся над джунглями, и вижу множество устремленных в небо белоснежных шпилей. Коморион считался главным, лучшим и самым богатым из всех других городов, управляя ими всеми. Комориону платили дань все земли – от берегов Атлантского моря до моря, омывавшего огромный континент Му. Сюда съезжались купцы из далекого Тулана, граничащего на севере с неизведанной страной льдов, и из южных областей Тешо Вулпаноми, вдоль которых протянулись озера кипящей лавы. Ах! Каким гордым и величественным был Коморион. Его самые бедные дома выглядели роскошнее дворцов в других городах. Нынешние легенды гласят, что город из-за невнятного предсказания седой колдуньи со снежного острова Полярион, был обезображен ползучими растениями и пятнистыми змеями. Вовсе не так все было! Нет, виной всему другие, более серьезные и страшные причины, вызвавшие такой неподдельный ужас, против которого и закон королей, и мудрость святых, и острота мечей – все оказалось бессильно. Ах! Как не хотел город сдаваться, с каким нежеланием отступали его защитники! И хотя многие забыли это или, возможно, считают Коморион не более, чем пустой и сомнительной легендой, я никогда не перестану оплакивать его.
Силы моих мышц, к сожалению, истощились. Время иссушило кровь в моих венах и засыпало волосы пеплом умирающего солнца. Но в те далекие времена, о которых я веду речь, не было во всей Гиперборее более здорового и рослого палача, чем я, и мое имя грозило кровавой расправой и служило громогласным предупреждением всем злодеям в лесах и в городе и диким разбойникам из бесчисленных чужеземных племен. Облаченный в яркий пурпур, говорящий о моем ремесле, я стоял каждое утро на главной городской площади, где исполнял в назидание всем свой долг, и каждый желающий мог присутствовать на экзекуции и наблюдать за действом. Ежедневно, по несколько раз, крепкая золотисто-красная медь огромного серповидного меча обагрялась кровью. Я пользовался большим уважением короля Локваметроса и простых людей Комориона за то, что моя рука ни разу не дрогнула, за мой верный глаз и безошибочный удар, который никогда не приходилось повторять дважды.