Выбрать главу

- Это результат работы вируса? Я сейчас мускулистее, чем был. А в своем веке я слабым не считался.

- Это не вирус, а обычная процедура при серьезных травмах. То, на чем ты лежишь, это универсальный медицинский комплекс. После оживления вирусом ты провел на нем больше года. Комплекс ухаживал за твоим телом и привел его в оптимальное состояние.

Никита подумал, что при таких комплексах немного стоит замечательное физическое развитие людей 22-го века. Но Аня прочитала его мысль:

- Это используется только при серьезных травмах, заодно с лечением. Но не для здоровых людей: слишком много времени отнимает такая операция. И поддерживать форму все равно надо регулярными упражнениями. Вот косметикой пользуются почти все женщины.

- Ты относишься к исключениям?

- Нет. Косметика сейчас совсем другая. Тот грим, который назывался косметикой в твоем веке, сейчас не используется. Это косметическая медицина:

можно изменить черты лица, цвет глаз, волос, характер кожи. Примерно так же, как ты получил мускулатуру. Только это проще и отнимает меньше времени.

- Значит сейчас все девушки красавицы?

- Многие, но не все. Даже не большинство.

- Почему?

- Закон психологии. Когда правильные черты лица, чистая кожа стали привычными, изменилось восприятие красоты. Люди стали воспринимать красоту тоньше, как гармонию между внешним обликом и внутренним миром. А добиться такой гармонии оказалось очень непросто. Для этого и внутренний мир должен быть гармоничным, и нужно уметь правильно себя оценивать. Здесь уже никакая косметика не поможет. Впрочем, даже в твое время это уже начинали понимать. Я читала рассказ писателя начала 20-го века Чехова об этом.

- Я Чехова плохо знаю.

- Он там описывает встречу с очень красивой девушкой, которая его очаровала. Но когда она сказала несколько слов, все очарование исчезло. Даже внешне эта девушка стала казаться ему вульгарной.

Никита уже мог стоять без помощи Ани.

- Аня, а мы можем подойти к окну? Очень хочется посмотреть на новый мир своими глазами. Или мне нельзя выходить из этой комнаты?

- Извини, но это невозможно. И из комнаты тебе лучше не выходить пока, да и до окна придется далеко идти. Если хочешь, можно настроить экран на потолке на показ окрестностей дома.

- Нет, телевизионная картинка мне не интересна. Я хотел своими глазами увидеть. А можно лучше настроить экран на какой-нибудь телеканал?

- Вот этого тебе нельзя. Тебе уже говорили, что пока тебе вредно волноваться, так что приходится ограничивать новую информацию. К тому же сейчас нет телеканалов в твоем представлении. Ты ведь знаком был с Интернетом, появившимся в конце твоего века.

- Конечно.

- Сейчас вся информация идет по компьютерным сетям типа Интернета. То есть ты не можешь быть пассивным зрителем, а должен заказывать. А пока ты этого не умеешь. Ладно, сильно скучать тебе не придется: все равно пока меня нет, Эрик тебя будет усыплять.

- Однако, это строго.

- Сон - твое лекарство.

На экране появился Эрик и сказал, что Аня права: Никите пора отдыхать.

Последующие недели не содержали в себе ничего замечательного: Никита учился ходить, потом последовали более сложные упражнения. Наконец он смог сам поесть и помыться. Эрик объяснил Никите, что раньше все обслуживание его тела ложилось на медицинский комплекс-кровать, бывший сложнейшим конгломератом приборов. То, что Никита принял за мягкую ворсистую ткань, было в действительности скопищем микрозондов, щупов, эффекторов, анализаторов, способных безболезненно и незаметно проникать внутрь тела, измерять все мыслимое и немыслимое, делать что угодно, от мытья и простых инъекций до сложнейших хирургических операций. И все это под управлением компьютеров, работающих быстрее и точнее, чем мог бы человек со скальпелем в руках. Все обслуживание, как выразился Эрик, тела происходило во сне. Никиту поразила в основном весьма техническая терминология: о человеческом теле Эрик говорил как о машине, пусть сложной, но понятной настолько, что таинство исцеления заменилось обыденной починкой и техобслуживанием.

Аня приходила ежедневно и проводила с Никитой почти все его время. Мило болтая, она старательно избегала разговоров о современном мире. Старорус тоже молчал как партизан, когда Никита пытался вызнать что-то кроме нового звучания известных слов, ну и некоторых технических подробностей. На большинство интересных вопросов он отвечал тупо, что эта тема заблокирована. Из комнаты Никиту по прежнему не выпускали, и ни с кем кроме Ани и Эрика он не общался, что начало вызывать подозрения. Правда Эрик однажды раскололся, что Никите нельзя выходить, поскольку это может нарушить работу вживленных в мозг датчиков. Аня на настойчивое любопытство Никиты сказала однажды:

- Ну куда ты так торопишься? У тебя еще целая жизнь впереди, мог бы и потерпеть пару недель. Вот даст Эрик гарантию, что ты не развалишься сам собой, выйдешь отсюда и все узнаешь. Поверь, никто ничего не собирается от тебя скрывать, да и нечего нам скрывать. А пока терпи: процесс твоего выздоровления идет по плану.

Периоды бодрствования становились длиннее, и Аня стала мучить Никиту бесконечными тестами, в которых он не видел никакого смысла. Никита терпел и старался не возбуждаться из-за этого: все-таки ориентировочный срок его исцеления, который ему иногда удавалось вырвать у Ани, постепенно сокращался.

Ничто не бывает бесконечным, наконец настал день, когда Аня сказала ему, что завтра он выйдет в мир. Эрик дал добро.

В последний вечер Аня принесла Никите одежду: до этого Никита ходил по палате не голым уже, а в тонком тренировочном костюме. Аня сказала, что не понимает, зачем ему это нужно, но все-таки уступила и принесла одежду, дав Никите возможность потешить атавизм и не смущаться в присутствии симпатичной девушки. Для выхода в свет Аня принесла широкую и длинную майку, плотные брюки, больше всего напоминающие джинсы, и кроссовки. Самым интересным было то, что хотя джинсы не имели ни одного шва, застегивались они точно так же, как в 20-м веке: никаких чудес вроде магнитных пуговиц со встроенными компьютерами.