– Да-да, князь, пожалуйста… A, вот и он сам!
Последние слова конюшенного относились явно к Петровичу. Он настороженно глянул на незнакомца:
– Чем могу служить?
Тот дружелюбно улыбнулся:
– Всегда приятно встретить земляка на чужбине!
– Кто вы такой? – еще больше забеспокоился Петрович. – И побыстрее, если можно. У меня там навоз неубранный…
– Скажите, уважаемый, где мы могли бы поговорить с вами наедине? -еще шире расплылся в улыбке незнакомец.
– Где? – призадумался Петрович. – Ну, хоть у меня.
– Да уж, неважное жилище для столь достойного лиходея и душегуба, -покачал головой гость, окинув взором скудную обстановку петровичевой коморки. – Я, пожалуй, попрошу князя Григория, чтобы он предоставил вам другое помещение.
– Да кто ж вы наконец такой? – не выдержал Петрович. – Прекратите заговаривать мне зубы!
– A разве я еще не представился? Князь Длиннорукий.
– Градоначальник, что ли?
– Бывший, – со вздохом уточнил гость. – Теперь я такой же изгнанник, как и вы, уважаемый Соловей Петрович.
– Такой же, да не такой же, – проворчал Петрович. – Вы и вам подобные наживались на страданиях простого люда, а я у вас отбирал награбленное и возвращал взад беднякам! – И Петрович вновь пригорюнился, вспомнив былые лихие денечки.
– Ну, это не совсем так… – заметил Длиннорукий, но тут коморку сотряс крик конюшенного:
– Эй, Петрович, да где ж ты там?!!
– Бегу! – Петрович вновь вскочил с чурки и кинулся на зов. A его гость, цепким взглядом окинув закуток, подошел к стенке, завешанной старой попоной. Откинув ее, Длиннорукий увидел запыленную дверцу примерно с половину человеческого роста. Поддев щепкой замочную скважину, он попытался потянуть дверь на себя, но та не поддавалась.
– Ну, это дело поправимое, – пробормотал князь и, поспешно вернув попону на прежнее место, вышел из закутка.
Грендель, в отличие от Беовульфа, был не очень высокого роста, стройный. Хотя вернее было бы сказать – он был его полной противоположностью. Когда Василий вошел в убогую хижину, Грендель сидел за скромным столом, устремив затуманенный взор куда-то вдаль и жуя кончик гусиного пера. И уж никак он не укладывался в образ коварного оборотня. Хотя, конечно, что-то в облике Гренделя могло показаться странным – его лицо было вытянуто и обрамлено бакенбардами с пробивающейся в ней сединой, похожей на волчью шерсть.
Дубов как-то невнимательно слушал Гренделя, машинально кивал, а про себя размышлял о том, что дело закончилось, собственно, так и не начавшись. Было немного грустно, но что уж тут поделаешь – с такой публикой каши не сваришь. Ну не судьба.
– Едва я увидел ее, как в моей душе мгновенно поднялась невиданная доселе буря. Я посвятил этой женщине свои лучшие стихи, – задумчиво вещал тем временем Грендель, даже не обращая внимания, слушает ли его гость или нет. – Я видел чудное виденье… Прекрасно, не правда ли?
Дубов, погруженный в свои невеселые мысли, сказал то, что подумал:
– Боюсь, что это уже устарело, господин Грендель.
Господин Грендель надулся, нахохлился. Вскочил со стула и заметался по хижине, бормоча себе под нос:
– Вот и она говорит – устарело… Все говорят – устарело… А какое было вдохновение!
Василий не имел никакого желания утешать влюбленного оборотня с душой возвышенной и тонкой. А потому он поднялся с табуретки, вежливо откланялся и удалился из его хижины. Хотя, похоже, хозяин этого даже и не заметил.
После обеда король Александр и Надежда Чаликова уединились в королевских покоях, чтобы обсудить дальнейший ход следствия, или, как высокопарно выражался ново-ютландский монарх, установления истины.
– Мне показалось весьма подозрительным поведение Диогена, – заметила Чаликова, с интересом оглядывая некогда роскошное, а теперь неотвратимо ветшающее убранство – ковры, портреты и пейзажи на стенах, медные канделябры в углах широкого, заваленного всякими ненужными вещами стола. Прямо на бумагах спал Уильям, подергивая во сне хвостом.
– Да, таким я его никогда не видел, – как-то неопределенно заметил король. – Но хладнокровный убийца, да еще людоед, не стал бы себя так выдавать.
– В том-то и дело, что Диоген отнюдь не хладнокровный убийца, -возразила Надя. – Он, столько раз «евший» поэтов в переносном смысле, решил попробовать это дело на практике. И вот теперь страдает угрызениями совести. Или несварением желудка.
– Ну, Наденька, тут уж вы малость хватили, – вздохнул король.
– Это же только предположение, Ваше Величество, – напомнила Чаликова, – и чем больше версий мы выдвинем, тем вероятнее, что одна из них окажется близкой к истине. A поскольку других зацепок у нас пока нет, то я намереваюсь проследить за господином Диогеном. Кажется, он проживает в бочке?
– Все так говорят, – осторожно заметил король, – но сам я этой бочки ни разу не видел. – Тут в дверь постучали. – Заходите! – крикнул Александр, и на пороге возник пожилой слуга в выцветшей протертой ливрее:
– Ваше Величество, Его Высочество Виктор просит принять его.
– Да, Теофил, скажите ему, пускай заходит, – небрежно махнул рукой Александр и, когда слуга вышел, вздохнул: – Ох уж эти государственные мне вопросы, нет от них покоя. – При этом Его Величество выудил из своей коробочки леденец и быстро отправил себе в рот. – Честное королевское, ушел бы в монастырь, кабы там можно было предаваться не молитвам, а высокому искусству. Хорошо, хоть племянничек согласился хозяйственными делами заняться.
В комнату вошел молодой человек в самой что ни на есть цивильной одежде, резко отличающейся от пестрых одеяний, столь любимых творческими приспешниками Александра. Украдкой взглянув на портрет, Надя отметила некоторое сходство между Виктором и его отдаленным пращуром. Уильям немедленно проснулся и стал исподлобья наблюдать за Виктором.
– Здравствуйте, дядюшка, – поприветствовал короля Виктор. И, бросив выразительный взор в сторону Перси, добавил: – У меня к вам личный разговор.
– Это мой новый слуга, – ответил король, – можешь говорить при нем. Если, конечно, речь не пойдет о государственных тайнах.
– Какие уж там тайны, – энергично махнул рукой Виктор. – A если по большому счету, то какое там государство!
– Какое уж ни есть, – вздохнул Александр. – A не нравится, так поищи себе другое.
– Нужно благоустраивать то, что есть, – возразил Виктор. – A у нас просто жабам на смех: дождик закапал, и королевский дворец на три дня отрезан от мира!
– Ну и что ты предлагаешь?
– Для начала выкопать вокруг замка болотоосушительные канавки, а потом…
– A средства где возьмешь? – перебил дядюшка.
– Лопаты у нас есть, – деловито заявил племянник, – вот пускай ваши бездельники за них и берутся. Чем всякой дурью маяться и людей лопать!.. Да хоть бы съели какого-нибудь лодыря вроде вашего любимца, этого, как его…
– Диогена? – подсказал Александр.
– Вот именно. A съели простого работящего парня, хоть и с поэтической придурью. Нет чтобы съесть кого-то из ваших дармоедов, у которых за душой кроме этой самой придури ни черта нет!
– Я попросил бы тебя, Виктор, – повысил голос король. – Эти люди -мои друзья!
– Простите, дядюшка, погорячился, – слегка поклонился Виктор. – Да речь-то не об этом. Главное – начать, а тогда уж дело закрутится. Я уверен, что и князь Григорий нам поможет, он ведь, какой бы ни был, но толковые начинания всегда готов поддержать!
– Так-то, может быть, так, но не хотелось бы попасть в еще большую от него зависимость, – тихо вставил Александр.
– Да мы и так уже во всем от него зависим, – с жаром продолжал Виктор, – а вот если осушим болото, поднимем земледелие, заведем ремесла, так уж и не придется во всем глядеть из рук князя Григория или кого бы то ни было еще!.. Извините, дядюшка, если был слишком резок, – как-то внезапно успокоился Виктор. – Просто для меня это невыносимо – сидеть тут и любоваться на болота!