– Тысячи лет… не знаю, хорошо ли это. Такая жизнь вполне может оказаться наказанием Господним: за это время уйдут друзья, дети, внуки …
– Не стану спорить, хотя если жить полноценной жизнью, так почему бы и нет: время лечит любые раны.
– Возможно, только что-то немного я встречал людей, которым повезло сохранить разум и здоровье до глубокой старости.
– Да, кстати, и нумерология тоже редко кому даёт такую змогу. Лично у меня таких прогнозов ещё не было, поэтому-то на горизонтальной оси я никогда и не откладываю более ста лят. А теперь, Саша, позвольте мне сосредоточиться, я буду делать вычисления.
Я не стал ей мешать и вышел на балкон. Дождь перестал моросить. Но воздух был так густо напоен влагой и запахами, что им можно было умываться. Звон капель, падающих с листьев и крыш, да птичьи голоса заполнили пространство. Небо понемногу стало очищаться от тяжёлых туч. К вечеру день обещал стать по-настоящему летним. С высоты второго этажа было видно, как по тропинкам стали перемещаться люди.
На скамейку вспрыгнул огромный рыжий кот – хозяин окрестностей. Оглядевшись по сторонам, он стал неторопливо умываться. Пробегающий мимо мальчишка остановился и протянул к нему руку. Кот прервал своё занятие, подумал и резко цапнул его лапой. Мальчишка отдёрнул руку, засмеялся и убежал. Кот проводил его взглядом умудрённого жизнью существа, вздохнул и степенно продолжил приводить себя в порядок в преддверии наступающего вечера.
Голос Евы Брониславовны вернул меня от созерцания к действительности. Я вернулся в комнату. Перед женщиной на столе лежал лист бумаги с нанесённым на него графиком.
– Посмотрите, Саша, что у меня получилось. Признаюсь, я удивлена.
Я склонился над столом. Кривая на графике моей судьбы начиналась с ординаты 0,4. Затем линия медленно поднималась и к двадцати годам её ордината приняла значение 0,8. К двадцати восьми-тридцати годам кривая резко упала до значения 0,3, после чего стала медленно подниматься и к тридцати восьми-сорока достигла ординаты 0,9. Потом она резко упала до ноля к сорока одному году, после чего опять стала плавно повышаться, достигла значения 0,9 к пятидесяти годам и продолжала крайне медленно расти к семидесяти, восьмидесяти и далее, асимптотически приближаясь к единице где-то далеко за сотней лет.
Такая вот забавная получилось картиночка моей жизни. Сейчас мне было сорок, и чувствовал я себя очень даже неплохо. Женщина с чуть заметной улыбкой смотрела на меня:
– Что скажете, Саша?
Я отошёл от стола, потёр затылок:
– Ну, что вам сказать, Ева Бориславовна: если предположить, что всё это действительно происходило и может произойти со мной, то меня должны радовать отдалённые перспективы и заставить серьёзно задуматься дела ближайших лет. Простите, вы в самом деле верите во всё это?
– Конечно, Саша, я никогда ещё не ошибалась в своём прогнозе.
Это было сказано с такой силой убеждённого в своей правоте человека, что мне стало немного не по себе. Я с новым интересом вновь обратился к рисунку.
Мне вспомнились рассказы моей матери о том, что я родился проблемным в смысле здоровья ребёнком и лет до четырёх меня усердно выхаживали, используя весь имеющийся в наличии скудный на то время арсенал традиционной и нетрадиционной медицины. До сегодняшнего дня это были всего лишь отвлечённые рассказы о времени, воспоминания о котором полностью исчезли из моей памяти, но сейчас они обрели не только смысл, но и количественное выражение – сорок процентов от максимально возможного значения.
Когда мне исполнилось двадцать семь лет, я вновь оказался в очень тяжёлом положении, причина которого кралась, опять-таки, в очередной проблеме со здоровьем. И если предыдущую ситуацию я просто не помнил в силу младенческого возраста, то эту я запомнил достаточно хорошо, поскольку эта больничная эпопея выбила меня из рабочего состояния на два бесконечно долгих года и, вообще говоря, разделила мою жизнь на две неодинаковые в смысле её качества части.
Два провала на графике, который нарисовала Ева Брониславовна, в точности соответствовали этим двум периодам моей жизни. Было от чего задуматься. Я поднял глаза на сидящую передо мной женщину:
– Скажите, пожалуйста, а что означает нулевой уровень жизненной силы к сорока одному году моей жизни? Это то, о чём я думаю?
Она чуть заметно усмехнулась:
– Скорее всего, да, это то, о чём пан мыслит.
– Н-да, – как-то нерадостно отреагировал я на её ответ, – такая информация не очень располагает к веселью. Так, что получается, что к сорока одному году я уже буду в лучшем мире?