В воздухе вновь засвистели лезвия. Хрюкая, люди-свиньи догоняли беглецов.
До маленькой головы, торчащей из-под земли, оставалось несколько шагов.
Кумакан замычал и с размаху кинул шар плоти в голову. Удивительно: живой комок взорвался яркими красками. По уровню пирамиды прокатилась взрывная волна, сбившая с ног свиноподобных существ. Огромное лицо раскрыло рот и комки слизи посыпались на красный песок как конфетки из автомата.
Голова, торчащая из-под земли, начала расти: сероватая кожа затрещала и запузырилась как от огня, губы набухли, брызнула кровь, на лбу выступили паутинки вен.
От очередного удара земли Седьмой потерял равновесие и упал. Внутри него что-то происходило: в легких словно разгоралось пламя, перед глазами всё кружилось и вертелось. Седьмой хотел окликнуть Кумакана, чтобы тот помог ему избавиться от боли, однако толстяк сцепился с человеком-свиньей.
Урод размахивал цепью и наносил точные удары в живот жирдяю. Кумакан не отскакивал от лезвий, позволяя металлу оставлять на теле глубокие раны. Казалось, ему было вообще все равно на боль. Он лишь пытался схватить цепь и подтащить к себе противника, однако свиноподобное существо двигалось быстро, предугадывая любой шаг.
Седьмой лежал и смотрел за тем, как плоть Кумакана с чавканьем шлепалась на горячий песок. Людей-свиней стало больше. Все они кружились в своем смертоносном танце, пытаясь отхватить от жирдяя кусок побольше. Седьмой пытался разглядеть птицу, что отпугивала тварей, но нигде её не видел.
Кумакан схватил цепь человека-свиньи, потянул на себя. Урод забрыкался и завизжал так громко, что у Седьмого заложило уши. Толстяк схватил тварь: глаза-бусинки свиноподобного существа бегали по мордам сородичей, ища помощи, изо рта текла пена вперемежку с кровью.
Голова, торчащая из-под земли, росла и удлинялась. Из лба, из переносицы и из губ тянулись ветки, обтянутые в человеческую кожу. На глазах Седьмого голова превращалась в необъятное дерево. Комок плоти, что швырнул Кумакан, растворился в песке.
Голова скривилась от боли, лицо исказила гримаса страдания. Она открывала-закрывала лягушачий рот, пыталась что-то сказать, но вырывался лишь сдавленный хрип. Наконец голова зажмурила глаза и закричала:
— Больно мне! Больно!
Седьмой пополз к голове-дереву. Он решил, что как только появится очередная ветка, то схватится за нее и попытается залезть повыше от людей-свиней. Кумакану не помочь: твари отрезали проводнику кисти рук. Впрочем, Седьмому толстяка было не жаль.
Пятый
Старик обходил могилы. Порой он спотыкался о камни, падал, но молча вставал и продолжал идти. Он не обращал внимания ни на жару, ни на поцарапанные руки и ноги. Старик молча ковылял в только ему понятном направлении. Шаг, еще шаг, шаг… Зомби.
Пятый держался в нескольких метрах от бывшего соседа. Взгляд не отрывался от пистолета Сергея Михайловича… Хотя, какой к черту Сергей Михайлович? Просто Ублюдок. Ублюдок, убивший Алёну.
Николай оглядывался, пытаясь увидеть конец кладбища, но на многие километры вокруг простирались деревянные кресты, гранитные надгробия и миниатюрные мраморные статуи. Мертвецы, мертвецы, мертвецы. Одна мертвечина.
Порой старик останавливался и долгими часами пялился на памятники. Пятый выглядывал из-под его плеча и читал обыкновенные эпитафии. Сергей Алексеев (1999–2005), надпись: помним, любим, скорбим. Владимир Грибанов (1956–2001), надпись: герой войны. Владислав Подольский (1991–2045), надпись: музыкант. Николай пытался вспомнить умерших, чтобы найти связь со словами Кивира, однако ничего не получалось. Мертвяки были ему незнакомы.
Коля бросил взгляд на небо. Солнце по-прежнему висело в зените, чуть ниже него висел бледный пятак луны. Однако внимание Пятого привлекали черные полосы, прорезавшие небо. Что это? Сколько Николай не силился, разглядеть получше их не удавалось.
Ублюдок остановился. Губы скривились в легкой ухмылке; в запавших глазах блеснули и погасли красные искорки.
Пятый огляделся. Ничего. Тишина стояла такая, что можно было услышать дыхание старика.
Червь выскочил неожиданно и быстро. Недалеко от Николая задрожали кресты, земля взбугрилась темной кучей. На поверхности появился исполинский червь: серая кожа заблестела в лучах солнца, малюсенькие лепестки век раскрылись, округлый рот ощерился кривыми острыми, как бритва, зубами.
Старик не сдвинулся с места — лишь тупо улыбался.