В хмуром, сером полумраке я увидел Миген. Она сидела, съежившись, на кушетке, поставленной у стены, и с первого взгляда напомнила мне какого то перепуганного, прячущегося звереныша, словно бы окаменевшего от страха.
– Миген, – сказал я.
Я шагнул вперед, в голосе моем бессознательно прозвучал тон, которым человек говорит, желая успокоить перепуганное животное. Только и того, что не вытащил морковку или кусочек сахару. Мне казалось, что и это не помешало бы.
Миген пристально смотрела на меня, но не сдвинулась с места и выражение ее лица не изменилось.
– Миген, – заговорил я снова. – Мы с Джоан пришли спросить вас, не хотите ли вы пару дней побыть у нас.
Из полумрака глухо прозвучал ее голос:
– У вас? В вашем доме? – Да.
– Вы хотите сказать, что возьмете меня с собой отсюда?
– Ну конечно.
Внезапно она начала дрожать, как в лихорадке. Меня это и испугало и тронуло.
– Господи, возьмите меня! Пожалуйста, возьмите меня с собой! Так страшно сидеть здесь и думать о том, какая я была злая…
Я подошел к ней, и она ухватилась за мой рукав.
– Я страшная трусиха. Я и не знала, что такая трусиха.
– Ничего, ничего, – сказал я. – Для вас это был шок. Пойдемте!
– Мы можем сейчас пойти? Прямо сразу?
– Конечно, только я думаю, что вам надо было бы собрать пару вещей.
– Каких вещей? Зачем?
– Милая девочка, – сказал я. – Постель и ванну и все прочее мы вам устроим, но свою зубную щетку я вам не отдам, так и знайте.
Она слабо улыбнулась.
– Конечно. Знаете, я сегодня совсем не в себе. Извините. Я пойду и соберусь. А вы… вы не уйдете? Подождете меня?
– С места не тронусь.
– Спасибо. Большое спасибо. Не сердитесь, что я такая глупая, но, знаете, когда умирает мама, это вправду ужасно.
– Я знаю.
Я дружески похлопал ее по плечу. Миген ответила мне благодарным взглядом и исчезла в ванной. Я спустился вниз.
– Нашел Миген, – объяснил я. – Она пойдет с нами.
– О, это великолепно, – обрадовалась Элси. – Ей это поможет немного прийти в себя. Она, понимаете, довольно нервна, с ней трудно. Мне будет гораздо легче, если не надо будет и ее иметь на попечении, как всех остальных. Буду очень вам благодарна, мисс Бертон, и надеюсь, что это не будет вам в тягость. О боже, телефон. Надо взять трубку – мистер Симмингтон сейчас неспособен на это.
Она выбежала из комнаты.
– Ангелочек-хранитель! – фыркнула Джоан.
– Ты что-то ехидничаешь, – заметил я. – Это милая, спокойная девушка, к тому же и впрямь очень толковая.
– Очень. И отлично отдает себе в этом отчет.
– Ну, это уж некрасиво с твоей стороны, Джоан.
– Ты думаешь: почему бы ей не возиться здесь со всеми, раз это доставляет ей удовольствие?
– Именно так.
– Не выношу людей, довольных самими собою, – ответила Джоан. Пробуждают мои худшие инстинкты. Где ты нашел Миген?
– Пряталась в полутемной комнате: ни дать ни взять – подстреленный олененок.
– Бедняжка. Ей хотелось к нам?
– И секунды не раздумывала.
Серия глухих ударов о лестницу дала знать, что Миген спускается вниз со своим чемоданчиком. Я вышел и взял его у нее.
Джоан вышла вслед за мной:
– Быстренько! Я уже дважды отказалась 0т чашечки крепкого чаю!
Мы вышли к машине. Чертовски неприятно, что чемодан пришлось уложить Джоан. Ходить на костылях я научился вполне прилично, но тяжелая атлетика была еще не по мне.
– Садитесь, – пригласил я Миген.
Она села в машину, я за нею. Джоан включила мотор, и мы тронулись.
Через несколько минут мы доехали до «Розмарина» и вошли в гостиную. Миген упала в кресло и разрыдалась. Плакала она совсем как малое дитя: всхлипывала, ревела как белуга, – это, пожалуй, как раз подходящее слово. Я вышел поискать необходимое лекарство. Джоан стояла рядом с Миген и выглядела довольно беспомощно.
Внезапно я услышал, как Миген, чуть гнусавя, проговорила:
– Ужасно неприятно, что я так разнюнилась. Глупо, правда?
– Вовсе нет, – спокойно ответила Джоан. – Вот вам еще один платок.
Миген громко высморкалась. Я вошел и подал ей полный до краев стакан.
– Что это? – Коктейль.
– Да? Правда? – у Миген мгновенно высохли слезы. – Я еще никогда не лила коктейль.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – улыбнулся я.
Миген осторожно попробовала, по ее лицу разлилась блаженная улыбка, она запрокинула голову и залпом выпила остаток.
– Сказочно, – сказала она. – Можно еще?
– Нет, – ответил я.
– А почему?
– Минут через десять поймете.
– О!
Внимание Миген переключилось на Джоан.
– Честное слово, мне страшно неприятно, что я была такой противной и так разревелась. Сама не знаю почему. Ужасно глупо – я ведь очень рада, что приехала к вам.
– Все в порядке, – ответила Джоан. – Мы тоже очень рады, что вы здесь.
– Это не всерьез. Это вы из вежливости, но я вам все равно очень благодарна.
– Вот это уже лишнее, – сказала Джоан, – это меня просто привело бы в отчаяние. Вы наш друг, и мы рады, что вы здесь. Вот так…
Она отвела Миген наверх, чтобы распаковать вещи.
Вскоре появилась Партридж, лицо у нее было такое, словно она только что съела целый лимон, и сообщила мне, что ванильный крем к обеду она готовила только на двоих – и как она теперь должна сделать из него три порции?
Следствие было закончено через три дня.
Было установлено, что смерть миссис Симмингтон наступила между тремя и четырьмя часами дня. В доме она была одна. Симмингтон работал в канцелярии, у служанок был свободный день, Элси с мальчиками пошла на прогулку, а Миген поехала покататься на велосипеде.
Письмо, должно быть, пришло вечерней почтой. Миссис Симмингтон, видимо, вынула его из ящика, прочла, бросилась в отчаянии к сарайчику в саду, где хранился цианистый калий для уничтожения осиных гнезд, и, растворив его в воде, выпила, написав перед этим пару последних трогательных слов: «Больше не могу…»
Оуэн Гриффит охарактеризовал как врач причину смерти и так же, как раньше нам, описал состояние нервов миссис Симмингтон. Следователь был приветлив и тактичен. Он с горечью осудил людей, пишущих такие гнусности, какими всегда бывают анонимные письма. Кто бы ни писал это злобное и лживое письмо, с моральной точки зрения он был убийцей. Надо полагать, что полиция быстро обнаружит отпечатки пальцев и возбудит дело против преступника. Такая злобная и трусливая ненависть заслуживает наказания по всей строгости закона. Вердикт присяжных был единогласным: самоубийство в состоянии временной потери рассудка.
Следователь сделал все, что мог, и Оуэн Гриффит тоже, но, очутившись в толпе здешних любопытных дам, я снова услышал ненавистный, хорошо знакомый мне шепот:
– А я вам говорю: тут что-то есть… Нет дыма без огня! – что-то в этом должно быть. Иначе бы она этого не сделала…
На мгновение Лимсток с его узкими горизонтами и сплетнями, передававшимися шепотом, стал мне ненавистен.
Когда мы уже вышли, Эме Гриффит вздохнула:
– Ну, вот и все. Дику Симмингтону не повезло, что все это вышло наружу. Хотела бы я знать, подозревал ли он сам об этом.
Я ужаснулся.
– Вы же слышали, с каким чувством он говорил о том, что в проклятом письме не было ни единого слова правды.
– Конечно, говорил. И хорошо сделал: муж должен защищать жену. Дик так и поступил. – Она помолчала, а потом, как бы объясняя, добавила:
– Понимаете, я давно уже знаю Дика Симмингтона.
– Правда? – удивился я. – Ваш брат как будто говорил мне, что вы здесь живете всего несколько лет.
– Да, но Дик Симмингтон бывал у нас, еще когда мы жили там, на севере. Я знакома с ним уже много лет.
Я с любопытством взглянул на Эме. Она продолжала все тем же мягким голосом:
– Я очень хорошо знаю Дика… Это очень гордый и очень замкнутый человек. Он из тех, кто мог бы оказаться очень ревнивым.