– Твоя роль во всем этом? – не удержавшись, спросила Лена.
– Не знаю... Правда, не знаю.
Муравьев и в самом деле не знал. Конечно, он не чета Гладию-Гиммлеру. Все-таки для чего он может понадобиться? Ведь непременно понадобится – ГАД не водит знакомств со случайными людьми. А о «кроте» Муравьев ничего не знает, это точно. «Крот» сидит в ФСБ, информацию сливает напрямую Дранковскому. Это источник очень ценной информации, его за просто так не засветят. Муравьева же используют для «фасадных мероприятий»: регистрация ЧОПа, аренда помещений, гостиниц... В случае чего, ликвидируют без особых сентиментов.
– Если ты кому-нибудь расскажешь о нашей беседе...
– Понимаю, – нервно затряс обнажившейся плешью Муравьев.
– Нет, не понимаешь, – не повышая голоса, продолжила Лена. – Убивать тебя я не буду. Просто в центральной газете появится статья о том, как ты и Дранковский продавали чеченским боевикам оружие, а потом устроили неплохой бизнес на торговле людьми. Помнишь...
То, что далее произнесла Лена, Альберт Борисович помнил слишком хорошо. И то, что женщина была так осведомлена о всех закоулках его биографии, окончательно добило его. Все правильно, ей нет смысла убивать его. А вот подручные Гиммлера...
– Проводи меня и не трясись, – вывел Муравьева из оцепенения голос Лены.
Теперь ему ничего не оставалось, как повиноваться этой невысокой женщине.
Стаффордшир дрых без задних ног на бархатной подстилке в коридоре. Лена поддела носком туфли флакон из-под шампуня, который выпал из сумочки проститутки, и послала его в угол. Флакон пролетел в паре миллиметров от подрагивающих ушей пса, он слегка пошевелил ноздрями, но продолжил дрыхнуть.
– Какой у тебя умный пес, Муравьев, – произнесла Лена, не опуская оружия. – Я слышала, ты анекдоты собираешь, вот послушай. Гуляет мужик с таким красавцем. Навстречу девушка:
– Ой, – говорит, – какой классный пес! Как его зовут?
– Шамту, – отвечает мужик.
– Он что, любит мыться этим шампунем?
– Нет, он любопытных хавает – шам ту, шам эту...
Муравьев задергал губами, изображая подобие улыбки. Делал он это по инерции – «начальство» шутит, надо улыбаться. Шам ту, шам эту... Лена кивнула в сторону джакузи, где плескалась безымянная проститутка, и подмигнула Альберту:
– Хороший анекдот, правда? Надеюсь, мы больше не увидимся. Желаю с пользой провести сегодняшний вечер.
О, как на это надеялся и Альберт Борисович! Лишь только Лена покинула его обиталище, он откупорил бутылку коньяка и влил в себя целый фужер. Сжевал лимонную дольку. Затем выпроводил заслушавшуюся Моррисона проститутку.
– Эй, господа хорошие, – послышался капризный голосок со стороны джакузи. – Я уже больше сорока минут здесь мокну. Кто запер дверь? Такого уговора не было!
Альберт Борисович ничего не ответил, лишь наполнил уже менее трясущейся рукой второй фужер. Дверь запер он, чисто машинально, когда проводил Лену, а потом уединился в туалете, находящемся рядом с ванной. «А пошли все на...! – мысленно произнес он, наслаждаясь дорогим коньяком. – И ГАД, и Гиммлер, и девки эти паршивые!»
О, если бы он знал, как дальше будут разворачиваться события и какая роль уготована ему, Муравьеву! Возможно, ради ЭТОГО стоило вытерпеть многое!
Лена Тюрина и Валерий Феоктистов
Вернувшись домой, Валерий застал дома Аленку. Часы показывали половину одиннадцатого утра, и вернуться из школы так рано дочь никак не могла.
– Почему не на учебе? – спросил подполковник, заходя в комнату к дочери.
– Прогуливаю, – как ни в чем не бывало ответила Аленка.
– Что значит «прогуливаю»?! – строго спросил Валерий.
Должность отца двенадцатилетней Аленки была не менее ответственна, чем командование штурмовой группой антитеррора. И здесь, как и в подразделении, нужно было быть строгим, но тактичным и справедливым.
– Папка, что ты такой сердитый с утра? – Аленка, как и всегда в таких случаях, применила запрещенный прием, повисла на отцовской шее.
– Все-таки объясни, что со школой? – более мягким тоном произнес Феоктистов.
– К сожалению, не взорвалась, – ответила дочь.
– А что, должна была? – Валерий окончательно перешел на шутливый тон.
– Должна, – вздохнула девочка с заметным сожалением, – Утром кто-то позвонил и сказал, что в школе заложено ВУ.
– Что заложено? – аж присвистнул Валерий.
– ВУ – взрывное устройство. Так нам классная руководительница объяснила. Приехали собачка и милиционеры, и еще какая-то оранжевая машина, а в ней дяденьки в камуфляже.
«Апельсин – спецмашина взрывотехников, – сразу же сообразил Ротмистр. – И подчиненные Гриши Гурьева. Значит, что-то серьезное...»
– Нашли? – сдерживая волнение, спросил он дочку.
– Да, собачка по запаху нашла бомбу в девчачьем туалете на третьем этаже. Но бомба оказалась не настоящей. Кто-то пошутил.
– И кто, как ты думаешь? – поинтересовался Валерий.
– Не знаю, – пожала тонкими плечиками Аленка. – Тетенька-милиционер спросила у директора, в каких классах сегодня были намечены контрольные. Директор сказал, что в 6-м Б и в 9-м А. Эти два класса оставили в школе, а остальных отпустили по домам.
– Здорово, – только и произнес подполковник. – Но у тебя ведь, кажется, сегодня танцы?
– Папа! Не танцы, а хореография! – Строгие интонации на сей раз были в Аленкином голосе.
«И в самом деле! – мысленно ругнул себя Валерий. – Танцы в кабаке. А у Аленки – искусство».
Валерия радовало то, что дочь занимается в хореографической студии районного дома творчества. Правда, последнее время Аленка настаивала, чтобы ей позволили заниматься еще и рукопашным боем. Такая секция тоже имелась в доме творчества. В отличие от супруги Валентины, Феоктистов был категорически против.
– Девочка и РБ[2] ? Ужасно! До четырнадцати лет никаких рукопашных, – твердо заявил Валерий.
– Ничего плохого не будет, если Алена научится постоять за себя, – возражала Валентина.
– Девочки драться не должны. Ну, вспомни себя в детстве! – не соглашался с женой подполковник.
– Ну, тогда... было другое время, – отвечала Валентина. – И, кстати говоря, меня иногда в детстве обижали и колотили, и если бы я...
– Если бы ты занималась РБ, мы вряд ли поженились, – покачал головой Валерий. – Ты бы стала грубой, мужеподобной. Плечи у тебя вот так бы расширились! – Феоктистов вытянул свои боксерские ручищи. – А бедра, наоборот, сузились, – и он вновь показал, насколько сузились бы Валентинины бедра.
Супруга фыркнула, но ничего не сказала. По счастью, у Валентины все было как раз наоборот.
– После четырнадцати делайте, что хотите, – вынес окончательный вердикт Валерий.
– Девочка так хочет записаться в секцию, – не унималась Валентина. – И тренер там вежливый, тактичный.
– Тренер неплохой, я его знаю, – кивнул подполковник. – Дело не в этом. Если серьезно заниматься РБ, то это постоянные удары в голову. Нужно это девчонке?! И не только в голову, а... извини меня, и по интимным местам. А ей ведь рожать когда-нибудь придется. Ну, а несерьезные занятия пустая трата времени. Танцы другое дело.
– Не танцы, а хореография! – в очередной раз поправила Валерия жена.
Но и «танцы» вызывали у Феоктистова некоторые сомнения. Как и большинство девчонок ее возраста, Аленка мечтала связать дальнейшую жизнь именно с хореографией. И это несколько тревожило и Валерия, и Валентину. Нет, у девочки были прекрасные физические данные – она была легкой, тоненькой, но при этом выносливой и быстрой. Одно смущало и родителей, и педагогов. Внешне Аленка была симпатичной, но уж слишком веснушчато-конопатой, вся в деда по материнской линии. Веснушки не портили ее милого, кареглазого (в Феоктистова) лица, но для сценической карьеры могли стать серьезным препятствием... Впрочем, Аленке лишь на прошлой неделе исполнилось двенадцать, и пока еще было рано думать о выборе профессии.
– Пап, ты обедать будешь? – раздался из кухни Аленкин голосок.