Конов не забыл про Гришу. Устроил его к сектантам. Они появились незаметно вместе с иностранцами и были богатые. Придешь к ним на проповедь — тебе или книжку, или гуманитарную помощь. Все бы ничего, но уж больно долго надо было слушать их представления. Подарки выдавали только в конце. Они объявили, что вылечат Гришу, а то в него вселились черти. Умора была, когда Гриша с ихним проповедником прыгали по сцене. Издалека и не отличишь, кто из них припадочный. Дважды объявлялось на весь город о его полном излечении. Но Гриша подвел, а может, просто черти в нем сидели неподдающиеся. Только как он был придурком, так и остался. Тогда они решили заняться над ним милосердием и взяли истопником в молельный дом. Одевали Гришу в гуманитарную помощь, кормили как на убой и вечно заявляли в милицию о его похищении. Хотя это было никакое не похищение, просто Грише они смертельно надоедали, и он сбегал в Париж. Через неделю импортные тряпки на нем становились вполне отечественными. Он носился по кладбищу и орал, как прежде, наводил порядок. К холодам, когда некуда было деваться, возвращался к сектантам. «Вот он, блудный сын!» — кричал проповедник в телевизоре. У них каждую субботу была местная передача. Гриша изображал блудного сына, но весь город знал, что он — Гриша с кладбища, и никто не верил. Кроме самих сектантов.
Когда Кухня и Винт шли в центр, всегда проходили дом Тихонши. Она видела их пару раз и написала заявление, что они специально ходят подглядывать, чтоб поджечь дом.
Дом у нее теперь был лучший на всей улице. Двухэтажный и каменный. Его и захочешь — не подожжешь.
Уж сколько он стоил по нынешним ценам — страшно подумать. Тихонша всем рассказывала, что получила наследство из Америки. Никто не верил.
Гриша скрывался вторую неделю. Оброс, по обычаю, по самые уши, колом стояли на голове жесткие волосы, а из правой штанины торчало грязное колено — он зацепился за что-то и выхватил кусок из брюк. Дымила свалка, дрались вороны, не поделили какую-то падаль, солнца оставалось кусочек. Гриша завороженно смотрел в костер.
— Милиционер родился, — нарушил молчание Винт.
— Как ты сказал? — не понял Кухня.
— Это когда люди говорят-говорят, суетятся-суетятся, потом вдруг замолкнут. Тогда считается, милиционер родился.
— А-а-а…
Закипел чайник над костром. Да сразу так сильно, кипяток выплеснулся на огонь. Гриша бросился снимать, обжегся, затряс рукой. Конечно, все у него стали виноваты. Разорался, замахал своими граблями. Посылать его за чаем в таком состоянии нечего было и думать. Винт пошел в будку.
Вернулся с чаем и подал Грише. Тот любил заваривать сам.
— Девять уже, — сказал Винт.
— Откуда ты знаешь?
Винт мотнул головой в сторону города. На трубе Комбината загорелась красная реклама компании АСС. По ней теперь проверяли время. Ровно в девять вечера ее включали, ровно в восемь утра выключали.
Гриша насыпал сухой чай в кипяток, прикрыл чайник своим пиджаком. Произнес с десяток слов, ни одного понятного.
— Все-таки жалко, что он такой… как пень, — сказал Винт.
— Правда рассказывают, что Гриша был нормальный сначала, а потом от учения свихнулся?
— Кто тебе сказал?
— Плохотнюк. Говорит, у Гриши родители были жутко умные. Профессора, а может, академики. Гриша в три года знал «Песнь о вещем Олеге». Приходят гости, родители сразу Гришу на табуретку ставят. Он чешет наизусть…
Они разом пригляделись к Грише. Тот подумал, надо их развлекать, начал молотить по-своему.
— Плохотнюк к тому, что книги читать вредно, а то станешь, как Гриша. Он мне тоже одну историю рассказывал. Про мальчика-богатыря. Тот в десять лет мог от полу отжаться сто раз.
— Кошмар!
— Плохотнюк говорит, от того, что его утром не будили. Сколько хочет, столько и спит…
— Вредно рано вставать?
— Ну! — кивнул Винт.
Гриша разлил чай по стаканам. Винт достал сигарету и прикурил от костра.
— Где ты взял? — спросил Кухня.
— У Гриши нашел. Там еще полпачки. Хочешь — возьми.
— Он же не курит.
— Он все собирает. Такой халдей.
Солнце словно мешком прикрыли — было и сразу не стало. Ярче заполыхал костер, огонь пригнулся под ровным вечерним ветром, потерянно к ночи закричали птицы. Они втроем прихлебывали горячий чай. Винт покуривал. Гриша перебегал взглядом с одного на другого. Пора было домой, но совсем не хотелось. В костер больше не подбрасывали, и он потихоньку замирал.
— Эзра!
Ребята повернули головы. В наступающих сумерках к Парижу в низком по пояс тумане плыли две вороньи фигуры. Ребята узнали проповедника — худого, высокого, с глазами, как у хека под маринадом. Рядом выступала полная женщина. Она и каркала на все лады. Проповедник не умел по-русски. В телевизоре его всегда переводили.
Гриша заинтересовался, куда смотрят Винт с Кухней. Увидел — под ним будто загорелось. Вскочил, затрусил к себе в убежище, закрылся.
Не везло ему жутко. Сначала его звали Гришей, хотя по паспорту он был Сергей. Сектанты перекрестили его в Эзру. Никто имени-то такого не слышал — Эзра. Ну что это значит?! Бабушка Кухни считала, что Захар.
Те подошли поближе.
— Эзра!
— Не надрывайтесь, — сказал Винт, — он все равно не слышит.
— Иди своей дорогой, — сказала женщина.
— Сейчас перекрещу, — пообещал Кухня, — и рассеетесь!
Женщина смотрела в рот проповеднику. Он взмахнул костлявой рукой, и они запели вместе что-то духовное. Он пел по-английски, а она непонятно по какому. Они искренне считали, что уши не главное, и Гриша слышит их своим сердцем.
Винт с Кухней заторопились домой. Завтра надо было встать пораньше. У них появился бизнес, и дела шли в гору.
До такого бизнеса никто не догадался. На щите Винт написал большими буквами: «Рассказываем последний анекдот!» Люди усмехались, отдавали деньги, кто сколько хочет, подставляли ухо для анекдота. Кухня начинал рассказывать:
— Однажды…
Впрочем, это уже другая история…
Князь Удача Андреевич… 3
Магия черная и белая… 61
Двое с лицами малолетних преступников… 113
Глава первая Куда ночь — туда и сон… 114
Глава вторая Бег в мешках… 132
Глава третья Сэр… 141
Глава четвертая Сыщик… 165
Глава пятая Записки сумасшедшей… 186
Глава шестая Двое с лицами малолетних преступников… 208
Глава седьмая Последняя… 225
