У стола стоял Солюс. Вид у него почему-то был сконфуженный, как у человека, который, пригласив гостей, обнаружил, что ему их нечем угощать. Сейчас он казался еще более щуплым и старчески ломким, его безволосая голова на худой длинной шее покорно покачивалась в такт крену судна, как высохший полевой цветок под осенним ветром. Большие печальные глаза настороженно поблескивали. Когда появился Шевчик с камерой в руках, академик и вовсе приуныл.
— Друзья мои, — сказал он наконец. — Поймите меня, я вовсе не замышлял устраивать помпу. В науке ее не должно быть. Я здесь ни при чем…
Стоявший рядом с ним Золотцев благодушно рассмеялся:
— Да! Да! Подтверждаю. Орест Викентьевич здесь ни при чем. Это все я! Я! — Продолжая загадочно улыбаться, он взглядом показал на Мосина: — И примкнувший ко мне Иван Кузьмич. Это мы с ним решили придать случившемуся должное звучание.
Золотцев ласково притронулся к рукаву старой выцветшей куртки Солюса:
— Попросим уважаемого академика поведать нам, что же случилось.
А случилось вот что. Вооружившись самыми полными и новейшими справочниками издания Британского музея, Солюс попытался определить происхождение рыбешки. Не оказалось рыбешки в справочниках! Даже похожей нет. Значит, незнакомка! Ясно, что относится к глубоководным, но в смысле вида — сама по себе.
Солюс взял в руки банку и задумчиво взглянул на рыбку, словно еще раз хотел убедиться в правильности своего вывода.
— Значит… — бодро подсказал ему Золотцев…
— Значит, если я, конечно, не ошибаюсь, сделано в некотором роде открытие. — Солюс поставил банку на место, провел взглядом по лицам собравшихся, словно ища в них поддержки. — Но я не думаю, что мы вправе впадать в ажиотаж. Не столь уж редко в океане открывают неизвестных ранее рыб и моллюсков.
— Но в данном случае новый, новый вид! — продолжал подсказывать академику Золотцев, и голос его звучал торжественно.
— Это верно, если, конечно, я не ошибаюсь, тут новый вид, — кивнул академик.
— Значит…
— Значит, как настаивает Всеволод Аполлонович, этой рыбке надо дать название. Так положено. И сообщить об открытии коллегам в другие страны.
При каждой фразе академика Золотцев кивал головой, как терпеливый учитель, поощряющий туго соображающего подростка.
— Насколько мне известно, Орест Викентьевич уже придумал название рыбке, которая поистине стала для нас золотой. Но только он еще никому не сообщил. В секрете держит. — Золотцев многозначительно поднял палец. — И вот сейчас настанет исторический момент. Академик откроет свой секрет.
Солюс взглянул на начальника экспедиции с сожалением, словно на этом неожиданном ристалище старика принуждали к тому, чему он внутренне противился.
— Я назвал рыбу Ириной…
В наступившей тишине все взоры обратились к Луниной. Смолин никогда не видел, чтобы ее лицо так преображалось: на щеках сквозь загар проступил яркий, совершенно неожиданный девичий румянец — будто Лукину уличили в чем-то неэтичном.
Золотцев нахмурился, с подозрением посмотрел сперва на Лукину, потом на Солюса. Сейчас он был похож на бодрого, не знающего сомнений пионерского вожака, который готовится пристрастно допросить мальчика и девочку: целовались ли они, отстав ото всех, в тот самый час, когда отряд дружно шел на сбор металлолома.
— Почему именно… так? — выдавил наконец Золотцев. — Обычно подобного рода новые научные объекты…
Его остановила неожиданная улыбка Солюса, спокойная, ясная, разоружающая:
— А разве вам не нравится? По-моему, прекрасно! В науке часто присваивают научным объектам женские имена. Туманность Андромеды, Земля Мэри Бэрд в Антарктиде, остров Виктория в океане, новый сорт розы Аугустина… Теперь новый вид рыбы будет прозываться Ириной. Разве не красиво?
Он сделал легкий поклон в сторону Лукиной.
— В вашу честь, Ирина Васильевна! И вполне заслуженно, вы же первая обнаружили золотую рыбку. Так что по праву первенства…
Озадачившись всего на минуту, Золотцев первым захлопал в ладоши, поздравил неожиданную именинницу. Вслед за шефом поспешил к Лукиной Крепышин.
— В вашу честь я обещаю назвать новое трансатлантическое течение. Как только его найду! — провозгласил он с наигранным театральным пафосом и галантно поцеловал даме ручку.
Кто-то рядом потаенно вздохнул. Смолин скосил глаза и увидел постное лицо Доброхотовой.
— Столько лет плаваю в океане, — пробормотала она, — не то что течение, хоть бы кто-нибудь самую ничтожную козявку назвал моим именем…
Ирина уже оправилась от смущения и, принимая полушутливые поздравления, звонко смеялась, стараясь обратить всю эту историю в небольшое забавное приключение. В этот момент в лабораторию влетел запыхавшийся Чайкин и, не понимая, что здесь происходит, растерянно дергал головой, смешно таращил глаза. Мосин тут же его заарканил: