Ранним утром «Онега» подошла к северной оконечности Южноамериканского континента. Континент обозначил себя над морским горизонтом карандашным очертанием мощного горного хребта, и уже издали было видно, что это не случайный остров, коих немало было на пути, а действительно материковая твердь. Стояла ясная безветренная погода, и над Южной Америкой висело неправдоподобно розовое утреннее небо. В нем лениво парили огромные птицы странных очертаний — казалось, что это планеры.
— Птица-фрегат! — радостно определила появившаяся на палубе Доброхотова и наградила небо улыбкой. — Доводилось мне с ней встречаться, доводилось… И не раз! Помню…
Судно легло в дрейф в десяти милях от берега, но даже невооруженным глазом можно было различить у основания прибрежного хребта в тени его нависающих скал светлые крупинки и прожилки жилых массивов городских кварталов. Это был Ла-Гуайра, портовый город Венесуэлы. Бывавший здесь Ясневич сообщил, что из порта через горный хребет проложены дороги, и автомобильная и фуникулер, ведут они в столицу страны Каракас, большой, красивый, многолюдный город.
Все пребывали в приподнятом настроении, все ждали счастливой встречи с берегом, с твердой землей, по которой так соскучились ноги. Подошли к концу запасы продуктов, почти опустели танки с питьевой и технической водой, все это предполагалось получить в Ла-Гуайра.
По радио зачитали составленную Крепышиным обстоятельную справку. По ней было ясно, что Каракас нужно посетить непременно: улицы в нем широки, парки роскошны, музеев полно, магазинов не счесть, заслуживают внимание местные поделки, да и обувь недорогая — это обстоятельство Крепышин намеренно выделил. Рассказывая о климате и природе, предупредил, что в горах надо быть осторожным, змей в избытке. И малярия встречается.
Относительно малярии предприняли превентивные меры. За три дня до подхода к континенту Мамина, которую спокойное в эти дни Карибское море возвратило к активной жизни, выдала каждому по таблетке делагила. Глотали гадостные ядовито-горькие пилюли без принуждения, каждому была охота побывать на берегу.
По палубам с деловым видом расхаживал Шевчик. Он бросал цепкие взгляды в сторону континента, словно уже прикидывал, что в представленной сейчас перед ним натуре будет главное и что второстепенное.
То и дело сходился на палубах с Крепышиным, они о чем-то деловито переговаривались, и было ясно, что именно ученый секретарь будет отныне оруженосцем кинооператора — и мускулы подходящи, чтобы носить ящик с кассетами, и иностранный язык знает, так что не придется с туземцами объясняться на пальцах. Боцман Гулыга от лестного участия в создании киноэпопеи отказался. Прошел слух, что боцман преодолел в себе искушение приобщиться к влекущему миру искусства. Союз с искусством начисто нарушал его коммерческие планы, связанные с высадкой на капиталистический берег. У Крепышина подобных планов не было, он действовал по-крупному — копил валюту на покупку магнитофона.
Крепышин долго стоял с биноклем в руке у борта и вглядывался в густо-синий, как туча, гористый берег континента, в светлую щепотку домиков у самой воды — там был неведомый южноамериканский город. Отнял бинокль от глаз, сладко, как кот, прищурился:
— Великий комбинатор говорил, что города надо грабить на заре. — И обернулся к Гулыге. — Слышишь, Драконыч? На заре!
Судно дрейфовало. Ветер был слабым, и дрейф оказался небольшим. Все знали, что на мостике идут переговоры с берегом. О чем — никто не ведал. Терялись в догадках, странным казалось это ожидание. Вроде бы пригласили, обещали содействие, проявили заинтересованность в сотрудничестве, а «Онега» стоит поодаль от берега и не решается приблизиться. Значит, не пускают. Либо занят причал, либо… Начальство помалкивало. Золотцев из своей каюты не выходил, на звонки телефона не отзывался. На мостик никто обращаться не смел, потому что там верховодил Кулагин, а с ним особенно не потолкуешь.
Бесцельно бродили по палубам, подставляя лица легкому прохладному ветру, дующему с континента. Даже ветер был гостеприимным. Почему же не пускают?
Перед обедом на палубе появился Кулагин и коротко, не вдаваясь в подробности, сообщил, что морской агент в Ла-Гуайра, с которым держали связь, ничего утешительного сообщить не смог: разрешение на заход еще не поступило. Что будет дальше — неизвестно. Судя по характеру разговора, скорее всего не пустят. Не хотелось этому верить, все долго не расходились с палубы, гадали, что произошло. По мнению Ясневича, все дело в том, что «Онега» заходила на Бермуды, а Венесуэла выступила за Аргентину, против агрессии Англии на Фолклендских островах. При подходе к новому порту надо обязательно сообщать властям название порта предыдущего захода. «Ага! — насторожились в Ла-Гуайра. — Были в Гамильтоне! Английском порту! Якшаетесь с агрессором — не пускать в порядке протеста».