Подрагивая от набирающей обороты главной судовой машины, «Онега» стала медленно уносить свой туповатый, как у утюга, нос вправо, горный хребет берега стремительно побежал в противоположную сторону. Прошли короткие минуты, и хребет вместе со всем континентом, вместе с городом, куда «Онегу» не пустили, остался за кормой. «Онега» уходила в океан.
— Как сказал Остап Бендер, нет Рио-де-Жанейро, нет Америки! — подвел итог событиям Крепышин.
— А ну ее, эту Америку, к… — Подшкипер Диамиди на всякий случай оглянулся — женщин и начальства не видно — и от всей души смачно завершил фразу словами, которые давно подспудно напрягали его скулы.
С палубы долго не уходили — жалко было расставаться с видом на чужой неведомый континент. Может быть, больше никогда в жизни и не увидишь.
Появился Золотцев, молча облокотился на борт рядом со Смолиным.
— Вот видите! Вот как все получается! — Начальник экспедиции вздохнул и зябко повел плечами. — А кто за все в ответе? Золотцев! Кому по шапке? Золотцеву!
В голосе его звучала усталость.
— Да, вам не позавидуешь, — посочувствовал Смолин.
— Вот! Вот! Не позавидуешь! Вы думаете, голубчик, мне, начальнику подобной экспедиции, спокойно жить? Ох как не спокойно! А вот вам можно позавидовать.
— Мне?! В чем же? — удивился Смолин.
— Да во всем! Прежде всего вашей независимости. — Золотцев обернулся: нет ли кого рядом. — Например, в истории с Чуваевым. Не будем, голубчик, касаться существа спора, правы вы или нет, я говорю о другом. О характере вашего выступления. Взял и выложил все, что думал. Без оглядки, прямиком! Честно говоря, я даже позавидовал. Но только это между нами!
— А вы? Разве вы не можете так же?
— Мог когда-то!.. Был ученым, наукой занимался, даже научный вес имел — считались! А потом черт попутал, в руководство подался. Был ученым — стал научным начальником. И быстренько переквалифицировался в канатоходца, который ловко балансирует на высоте с шестом в руках. Такие порой фигуры приходится выказывать, чтобы не сорваться, — дух захватывает! Кто только у нас не командует наукой! Мной, например, юная девица, вчерашняя студентка, инструктор нашего райкома. И часто для того, чтобы просто-напросто иметь возможность выполнять свои служебные обязанности, приходится кивать направо и налево: хорошо! понял! учту! спасибо! — а действовать, как подсказывает нюх. А когда ко всему этому тебя еще выносит на международную арену, то акробатика нужна тройная. Сами видите! Вот взяли и не пустили в Венесуэлу. А почему?
— В самом деле, почему?
Золотцев широко развел руками.
— Убей меня, не знаю! Может быть, в чем-то мы промахнулись. За это меня в Москве еще будут сечь.
— Но вы же, Всеволод Аполлонович, любите повторять, что всегда найдется выход из положения.
Золотцев коротко улыбнулся, оценив шутку.
— А что делать? Научился отыскивать щелочку. Как мышь в избе.
— Ну и нашли сейчас щелочку?
Золотцев хитро прищурил глаза за стеклами очков.
— А как же! Нашел! Идем на Гренаду!
Вести на судне распространяются мгновенно: камбуз не дремлет! Хотя официальных сообщений еще не было, все уже знали, что идут на Гренаду. Она недалеко, туда послан запрос на разрешение захода в порт Сент-Джорджес для пополнения запасов воды, покупки фруктов и трехдневного отдыха экипажа. Через несколько часов стало известно, что разрешение из Сент-Джорджеса получено. Пришло также сообщение от представительства бельгийской компании в Каракасе. Деталь для судовой машины они перешлют на Гренаду, но не раньше, чем через два дня, компания просит извинить, что не может предложить лучших вариантов. Она, эта компания, в отношениях с «Онегой» вела себя безукоризненно, мгновенно вписывалась в постоянно меняющуюся обстановку — сперва деталь переслали из Европы в Норфолк, оттуда в Ла-Гуайра, теперь ей требуется всего два дня, чтобы доставить на Гренаду, на которую большие самолеты еще не летают. Как компания эту деталь туда доставит — неведомо, но раз обещала, можно быть уверенным, так оно и будет. Механизм капиталистического бизнеса работает безупречно, лишь бы платили!
После перенесенного возбуждения судовая жизнь входила в обычную колею.
В кают-компании буфетчицы загремели тарелками, матросы палубной команды свернули приготовленный для приема лоцмана веревочный трап, на метеопалубе появился Крепышин в майке и принялся ожесточенно, словно вел спор с враждебной ему силой, подбрасывать над головой штангу. Вышел на корму боцман Гулыга покурить возле своей любимой мусорной бочки, присел на ящик, задумчиво взглянул в море, словно искал в нем отклика на свои неторопливые моряцкие мысли.