— Понял что-нибудь? — спросил его Смолин.
Чайкин вздохнул:
— Да вообще-то понял. И не по себе как-то. Вроде бы беду накаркал. Не нравится он мне что-то, Константин Юрьевич. На Клиффа не похож. Не контра ли?
— Кто знает… — пожал плечами Смолин. Он почувствовал, что американец прислушивается к их разговору. Вдруг понимает?
— А ваш язык по звучанию отличен от нашего, — заметил Бауэр. — Наш более твердый, упругий, деловой. А вы будто поете…
— Видно, потому-то и не можем договориться, — попробовал пошутить Смолин. — Языки-то уж очень разные, а общий никак найти не удается.
Американец кивнул, оценив шутку:
— Точно сказано!
Машина миновала еще один перевал и спустилась к прибрежной низменности, поросшей низкорослым колючим кустарником. Впереди за купами придорожных деревьев открылся вид на долину. Посередине в ней была пробита длинная, вытянутая к морю полоса, которая концом своим упиралась в сияющий морской простор. Здесь и садились прибывающие на Гренаду самолеты.
— Скверный аэродромчик, — поморщился Бауэр. — Маленький, неудобный, после заката солнца самолеты не садятся. А в период дождей наглухо закрывается. На юге острова кубинцы сейчас строят новый. Я видел — по первому классу. Из Европы будут прилетать. Даже тяжелые.
Он пыхнул сигаретным дымом в раскрытое окошко.
— Бишоп мечтает заполучить на свои пляжи побольше иностранных туристов. У страны казна тощая.
Он помолчал и, швырнув недокуренную сигарету в окошко, добавил:
— Не верю я, что из этого что-нибудь получится. Такими делами должны заниматься не мечтатели, а бизнесмены.
Автомобиль остановился у маленького деревянного павильона, который выполнял обязанности аэровокзала. Возле павильона стоял двухмоторный самолет, на нем было написано «Энтил эрлайнс». Самолет только что прибыл из Барбадоса. Бауэр вошел в павильон и минут через десять вернулся к машине с небольшой картонной коробкой в руках, протянул ее Смолину.
— Провалиться мне на месте, если это не новый образец нейтронной бомбы, который Клифф выкрал для русских. — Его глаза весело сверкнули, кажется, впервые за всю дорогу.
К коробке клейкой лентой был прилажен конверт. Он адресовался Смолину. Письмо оказалось неожиданно пространным. Клифф писал, что, узнав об очередном изменении маршрута «Онеги», много потратил времени для того, чтобы выяснить, куда же она идет. Выяснил. «Если американец захочет чего-то добиться…» И вот посылает на Гренаду эту штуковину. Рад, что может оказать хотя бы небольшую услугу людям, о которых вспоминает часто. Ему чертовски повезло — побывать на «Онеге». Кое-чему там научился. Теперь он, Клифф Марч, не совсем такой, каким был, когда впервые вступил на палубу неведомого русского корабля. Пожалуй, стал чуть побольше оптимистом. Но, как говорят американцы, судьба — самый деловой бизнесмен — за все, что подарит, непременно возьмет плату. Конечно, он опоздал в Национальный научный фонд к ультимативно поставленному сроку, и его на будущий год лишили субсидии для осуществления личных научных исследований. Сказали, что вернутся к его кандидатуре позже, если… Он понимает, что означает это «если». Еще один ультиматум! Но джентльмены в фонде не ведают, что есть такое понятие, как достоинство.
В конце письма Клифф Марч желал Смолину, Чайкину и всей экспедиции удачи. И заключал письмо грустной фразой:
«Я рад, что познакомился с вами, и горюю, что больше никогда вас не увижу».
В конверте оказался еще один запечатанный конверт, меньших размеров, и на нем значилось: «Алине Азан, «Онега».
Когда они отправились в обратный путь, Бауэр после нескольких минут молчания, бросив короткий взгляд на сидящего с ним рядом притихшего Смолина, спросил:
— Как там Клифф? В порядке?
Смолин коротко передал содержание письма. Бауэр отозвался не сразу, задумчиво молчал и, казалось, вовсе не смотрел на дорогу. Потом сказал:
— Я Клиффа знаю со школы. Он всегда был фантазером. И всегда за это получал синяки…
Обратно они ехали уже другой дорогой — вдоль Атлантического побережья острова. Местность оказалась гористой, и дорога то ныряла в долины, то забиралась к облакам. Вид из окон машины был неправдоподобно экзотическим — глаз не оторвешь, но Смолин теперь взирал на красоты рассеянно.
— А какие премудрости вас связывают с Клиффом? — спросил Бауэр. — Что вы ищете?
— Связывает наука. А ищем истину.
Бауэр присвистнул:
— Да ну! Саму истину? Громко сказано! Да разве ее найти? Даже если ищете вместе. Значит, вы тоже из этих самых фантазеров. А я думал, что мы с вами, русскими, все равно что с разных планет. Оказывается, и у вас и у нас водятся одни и те же чудаки.