Последнее слово он произнес с уважением, так порой гордится собой обладатель какой-нибудь редкой и хитрой болезни, которая выделяет его среди других. Оказывается, недавно Филиппа чуть не убили. Он был в числе дружинников-добровольцев, которые во время праздника следили за порядком на стадионе. И вот около правительственной трибуны разорвалась бомба…
— Некоторым не повезло — намертво. А я контуженым стал. Первое время почти ничего не слышал. Сейчас получше. А вы говорите, что у нас здесь спокойно. Нет, сэр! Нет!
Он сосредоточенно подул на янтарную шапочку пивной пены, сделал медленный вкусный глоток, смакуя, причмокнул толстыми, потрескавшимися от солнца губами:
— Доброе у нас пиво, сэр!
Когда они опорожнили кружки и встали, Филипп сказал:
— Если вечером будете прогуливаться по набережной, заверните ко мне. Почему бы вам не взглянуть на мою скорлупку? Я красить ее буду. Всю ночь. Ночью лучше красить, когда солнца нет, краска ровнее ложится.
— Представляете, здесь неожиданно оказался вполне приличный музей! — У Солюса был такой удовлетворенный вид, словно академик именно за этим прибыл на далекий тропический остров и не обманулся в ожиданиях. — Очень, очень рекомендую познакомиться.
— Загляну непременно! — пообещал Смолин и встретился глазами с Алиной Азан, стоявшей рядом с академиком. Ее губы отсвечивали мягкой, тихой улыбкой, подкрашенные ресницы заговорщически дрогнули:
— Спасибо за письмо от Клиффа! — сказала она вполголоса, воспользовавшись тем, что ее почтенный спутник отвлекся, бросив заинтересованный взгляд вслед прошедшей мимо шоколадной мулатке. — Вы подарили мне сегодня хорошее настроение!
Жара спала, с моря подул легкий освежающий ветерок, и они медленно шли по набережной, расцвеченной в этот час яркими, пестрыми нарядами женщин.
— На Гренаде поразительно эффектные женщины! — восхищался Солюс.
«Международный телефонный сервис», — прочитал Смолин вывеску на одном из домов. За стеклом окна в полумраке он различил стойку и за ней клерка в белой рубашке с галстуком. Вот куда должна прийти сегодня Ирина, чтобы поговорить с Киевом! Надо же, чудеса цивилизации: крошечный островок на краю света — и, пожалуйста тебе, Киев! Можно себе представить, как удивится незнакомая Смолину девочка с милым задумчивым лицом и торчащими, как хвостики, короткими косичками. У них в Киеве будет разгар дня, а здесь наступит глубокая ночь… Ночь?! А как Ирина доберется сюда? Одна? Придется порядочно пройти по набережной чужого и, оказывается, не очень спокойного города.
Поднявшись на «Онегу», Смолин поспешил в каюту и позвонил Ирине.
— Я провожу тебя на телефонный узел!
— Спасибо, но я уже договорилась с Крепышиным.
— Нашла с кем!
— Но ты же не проявил подобного желания.
— А сейчас проявляю! И к дьяволу Крепышина!
— Ты все тот же… — сказала она, помолчав.
— Все тот же! Бульдозер. Кажется, ты когда-то называла меня именно так?
Когда они пришли на телефонный узел, пожилой клерк сказал:
— Такого у нас еще не было. Кажется, мы впервые соединяем по телефону Гренаду с Россией. — При этом вид у него был такой, будто готовился к подписанию высокого государственного договора.
Ровно в три Ирина уже говорила с Киевом, так, будто из своей каюты на «Онеге» звонила в соседнюю.
Поначалу к телефону, судя по всему, подошел ее муж. Разговор с ним был коротким.
— Да! Да! С Гренады. Из Сент-Джорджеса. Что? Все нормально. Как вы там? Спасибо! Я сейчас ее тоже поздравлю. Из-за этого и звоню. Куда? В Вену? Значит, ты все-таки согласился?
Какое-то время она с неподвижным лицом слушала мужа, наконец нетерпеливо перебила…
— Не знаю!.. Как хочешь… Потом, все потом! Целую, Дай Ольгу!
Оленька, миленькая моя! Поздравляю! — Голос ее дрогнул, казалось, она вот-вот заплачет от переполнявших чувств. Дочь что-то ей говорила, а Ирина кивала головой и повторяла: — Да! Да! Хорошо! Что? Господи! Да при чем здесь Вена?! Бог с ней! Ведь я же с тобой говорю с Гренады. Понимаешь откуда? С острова Гренада. Сейчас здесь глубокая ночь. Что? Нет, не боюсь. Я не одна!.. — Прикрыв трубку рукой, она бросила быстрый взгляд на Смолина: — Хочешь послушать ее голос? Говори, Оля! — крикнула в трубку. — Говори, как ты живешь, чем занимаешься? — И сунула телефонную трубку в руку растерявшегося Смолина.
Что-то дрогнуло в его сердце от такого близкого, словно Оля была совсем рядом, звонкого, чуть-чуть картавого детского голоска.
— Мы с бабушкой ходили в планетарий, потом ели мороженое… — Но их тут же прервали — время истекло.