Специально отобранная команда прочесала все жизненно важные отсеки судна, куда мог проникнуть лазутчик с берега. А выйдя за пределы гренадских территориальных вод, «Онега» снова легла в дрейф и стала дожидаться восхода солнца — свет нужен был для аквалангистов, которых направляли для осмотра подводной части корпуса.
Но когда взошло солнце и заняло на небе то положение, при котором его лучи пронзали воду почти отвесно, на задание отправился всего-навсего один аквалангист — Медведко, пилот «Поиска». Оказалось, что второй акваланг, входящий в техническое снаряжение судна, не исправен.
— Вот здесь, видите, сломан клапан, — объяснял старшему помощнику боцман Гулыга.
— А где вы были раньше, боцман? — возмутился Кулагин. — Это ваши обязанности — следить за исправностью такого оборудования. Почему не доложили?
Боцман обиженно оттопырил нижнюю губу, недовольный тем, что кричат на него, боцмана, к тому же в присутствии других.
— Я еще в прошлом рейсе докладывал капитану, — пробурчал он.
Кулагин, сердито скривив рот, передразнил:
— Капитану докладывал! Толку-то! До чего довели судно! Позор!
Гулыга вызывающе усмехнулся:
— Между прочим, надзор за состоянием судового снаряжения входит в обязанности и старшего помощника. А идет уже третий месяц, как мы в рейсе.
Кулагин в ответ остро кольнул боцмана уничижающим взглядом, шевельнул губами, намереваясь что-то высказать, но сдержался, только в безнадежности махнул рукой и решительно пошел прочь.
— Тоже мое борец за дисциплину, — проворчал Гулыга. — На капитана все валит. А сам? Ты спроси сначала с самого себя. И с людьми научись беседовать! Криком нас не возьмешь. Сами умеем. Я на «Онеге» с первого рейса, а он на меня, как на салажонка! Здесь, поди, научное судно, а не керосинка, на которой он привык коптиться. Здесь положено с уважением.
По правилам один аквалангист за борт спускаться не может, обязательно должен быть кто-то рядом. Но положение оказалось безвыходным, и капитан распорядился сделать исключение. В воду отправился Медведко. Открыли люк лацпорта, и Медведко в маске с двумя желтыми баллонами за спиной, подстрахованный на всякий случай тонким капроновым фалом, ушел в зеленоватую толщу воды, оставив в ней длинные цепочки воздушных пузырьков.
Рейс аквалангиста был рискованным. Для дополнительной страховки спустили за борт катер, и в нем с баграми в руках застыли в боевой изготовке три матроса: вдруг акулы!
Все незанятые на вахте толпились у борта.
— А вдруг американец прав? — тревожно спросила Ирина.
— Он ведь только предполагал! — попытался успокоить ее Смолин. — Если уж взрывать судно, так в порту или вблизи берега логичнее. Тогда был бы политический эффект.
Она усмехнулась:
— Каким политиком становишься ты в этом рейсе! Значит, и тебя проняло.
— Проняло! — подтвердил он.
Из-за носа «Онеги» в полукилометре показались три рыбацких баркаса; вытянувшись в кильватер, они медленно шли к каким-то неведомым своим ориентирам. На фоне полыхающего полуденным солнечным огнем моря баркасы казались плоскими и черными, словно вырезанными из картона.
— Наверное, за тунцом пошли. Здесь тунца много, — сказала Ирина. — Или за золотой макрелью. Ее ловят на подсечку.
— Господи, откуда ты все это знаешь? — поразился Смолин. — Ты же в море впервые.
Она рассмеялась легко и открыто, уже забыв о недавнем напряженном разговоре.
— Я биолог, поэтому у меня есть пособие по рыбной ловле. Хочешь почитать?
— Зачем? В жизни не рыбачил.
— А ты все-таки почитай! Очень даже полезно! Для настроения. — Ирина с шутливой значительностью прищурила глаза. — Я принесу.
Он пожал плечами.
Медведко не пришлось долго пробыть в воде. Он сумел обозреть лишь кормовую часть днища. С борта судна заметили в толще воды на подступах к «Онеге» зловеще остроконечные силуэты — пришли акулы! Матросы в катере рванули фал и почти выволокли из воды Медведко. Когда тот был уже в катере, у самого борта «Онеги», будто лезвия, рассекли волны пять острых плавников — явилась целая стая.
Поднявшись на борт, Медведко рассказал:
— Ну и обросла же наша посудина! Джунгли настоящие! Чуть не заблудился. Там не только бомбу — склад боеприпасов спрятать можно.
При этом сообщении Кулагин удовлетворенно посопел, словно услышал для себя приятную новость — кто, как не он, говорил: судно запущено!
— Доложи капитану, — посоветовал Медведко. — Но не устно, а письменно. По форме. Слышишь, письменно!