— Извините! — сказал он, медленно отодвигая пустую тарелку. — Я понимаю, у каждого свои правила игры.
— Вот именно! — подтвердил Смолин. — Если уж вы это называете игрой!
В Танжер прибыли после полудня. Бухта по-прежнему была взбудоражена стойким континентальным ветром, дующим из Гибралтарского пролива, как из трубы, желто-бортный портовый буксир осторожно подошел с подветренной стороны к вставшей на рейде «Онеге», по веревочной лестнице с его палубы на борт теплохода поднялись пятеро в штатском. Когда они садились за стол в том же судовом конференц-зале, лица у них были внушительно неподступными, как замкнутые сейфы. Достали из портфелей бумаги, долго и тщательно что-то в них записывали, задавая вопросы то испуганно притихшему Махмуду, то капитану. Клава принесла на подносе по чашке крепко заваренного кофе, поставила перед каждым, в том числе перед Махмудом. У того жадно дрогнули ноздри, он вдохнул бодрящий кофейный запах, покосился на чиновников и осторожно отодвинул чашку в сторону. Чиновники от кофе не отказались.
Когда все было оформлено и настала пора покидать «Онегу», снова вошла Клава. На этот раз у нее на подносе лежала горка румяных вчерашних пирожков. Посмотрела на капитана:
— Можно я ему в сумку положу?
Капитан неуверенно подвигал губами:
— Черт его знает! А вдруг им не понравится?
Но Клава решительно раскрыла сумку парня и высыпала в нее пирожки.
Когда в сопровождении властей марокканец выходил из зала, чтобы проследовать к штормтрапу, он с порога поочередно поклонился капитану, стоявшему рядом с ним Мосину, Клаве, Смолину, на котором взгляд задержал дольше, чем на других, поклонился остальным, толпившимся у дверей, и сказал:
— Шукран!
Глава одиннадцатая
МАНЯЩИЙ ПОКОЙ БЕЗДНЫ
Смолин выскочил на палубу, чтобы, как обычно, сделать зарядку, и замер от удивления: океан сиял. Его словно выутюжили, ни одной морщинки, лучи утреннего солнца косо ложились на водную поверхность, плавились на ней, превращаясь в золотые плесы, величественно разливавшиеся все шире и шире с востока на запад. Легкий копотный дымок, струившийся из трубы «Онеги», стойким столбиком поднимался в небесную высь, на мгновение пачкал ее сажей и тут же растворялся в синеве. Даже не верилось, что последние два дня, истраченные на возвращение в Танжер, заставили «Онегу» продираться сквозь злой шторм, как сквозь колючую чащобу.
Один за другим появлялись на палубе люди, щурились на солнце, жадно вдыхали пряный воздух, ответно улыбались океану. Хороша погодка! Значит, будет работа.
Появился Золотцев, постоял у борта, удовлетворенно потирая руки.
— Ладненько! А где наш очаровательный синоптик? Подать сюда Тяпкина-Ляпкина!
— Я здесь! — отозвалась Алина Азан откуда-то сверху, от борта метеопалубы. — Вот он, Тяпкин-Ляпкин.
— Ну и что вы скажете, голубушка? — В лучах солнца очки Золотцева сверкнули с шутливой грозностью. — Обманули нас гаданием на своих картах! Что нам с вами делать?
— А вы мне другие карты дайте, уважаемый шеф! — Алина подстраивалась под игривый тон Золотцева. — Качественные! Тогда и гадания будут надежнее. А сейчас действительно тяп да ляп.
— А кто это «вы»?
— Вы — большая наука, светлые ученые головы двух великих держав. Давно бы вам взяться за это дело по-настоящему.
— Возьмемся, возьмемся, возьмемся! — повторял, значительно кивая головой, Золотцев. — Уверяю вас, голубушка Алина Яновна. Для этого и следуем в океан.
— …Внимание! Вышли на полигон, — сообщили динамики. — Палубной команде приготовиться к постановке буя!
У капитана опять случился приступ, он не выходил из каюты, судном командовал Кулагин. Командовал красиво, уверенно, и Смолин любовался его молодой, статной, энергичной фигурой, маячившей то в ходовой рубке, то на крыле мостика, то на палубе во время забортных работ. Каждый раз, когда подходили к порту, Кулагин вместо форменной куртки облачался в морской пиджак, надевал фуражку с крабом, и тогда все бросали на него восхищенные взгляды.
Палубная команда «Онеги» недавно обновилась, прежние опытные ушли в торговый флот, там работа хотя и напряженная, зато кошт погуще, чем на научном. Новички многого еще не умели, а ставить в открытом море буй, в котором чуть ли не полтонны, дело непростое. Хотя вроде бы и штиль, а все же океан дышит волной, и надо, чтобы при спуске буй не грохнулся о борт, сам не поломался, борт не поцарапал, надо, чтобы якорь буя хорошо лег на грунт, иначе течение унесет этот столь важный для полигона ориентир.