А при этом ничего не происходило, жизнь текла спокойно и размеренно, никто нам с Никой не угрожал, никакие враждебные катера к острову не приближались. Да и погодка была на удивление расслабляющая. Солнышко пригревало почти по-летнему, нежно-салатовая травка покрыла холмы пушистым подшёрстком, наши домашние берёзки украсились серёжками, вот-вот полезут листики. В общем, благодать. Ника тоже будто бы поддалась этому восторженному весеннему ожиданию, она распустила волосы и порхала по дому легкокрылой бабочкой. И только я ходил хмурый и настороженный, как старый дед, и ничего не мог поделать со своей подозрительностью. В конце концов я не выдержал и отправился будить Ворона. Он ведь сам предложил, чтобы я не стеснялся.
Лес встретил меня громким птичьим гомоном. И когда только все эти пичуги успели вернуться на остров? В своей параноидальной сосредоточенности я совсем перестал обращать внимание на природные капризы. А ведь кругом всё расцветало, тянулось к солнцу и наполнялось жизнью, словно весенний воздух содержал в себе гормоны роста. Даже самая мелкая пичуга своим задорным чириканьем призывала радоваться жизни. Я застыл на месте, пытаясь сообразить, что я тут делаю, у меня появилось такое чувство, что я долго спал, а теперь проснулся. Наверное, это именно весёлые птичьи трели прочистили мне мозги и развеяли мою панику. Мои мысли наконец отвлеклись от тревожного ожидания беды и вернулись в более рациональное русло.
Чего я так распсиховался? Неужели это известие о беременности Ники сделало из меня невротика? Ничего ведь не изменилось. В прошлый раз мне даже в голову не пришло будить Ворона раньше времени, пока Ника всерьёз ни заболела. А теперь поскакал к папочке, как трусливый заяц, без всякой видимой причины. Да, рано учитель решил, что его миссия выполнена. Какой же из меня взрослый, если мне до сих пор требуется родительская опека? Даже сам за себя не готов отвечать, не то что за других. А ведь ситуация вовсе не критическая, вполне себе штатная ситуация, просто нервы разыгрались.
Не доходя ста метров до Вороновой берлоги, я решительно развернулся и пошёл к дому. А жаль, нужно было довериться своей интуиции. Впрочем, вряд ли это что-то могло изменить, с судьбой не поспоришь. Как ни странно, приняв решение справляться самостоятельно, я сразу как-то успокоился. Мне действительно стало легче, тревога отпустила, и на душе сделалось гораздо светлее. Поэтому, когда я распахнул дверь в сени, на моей физиономии снова сияла самодовольная улыбка. Вот только недолго. Дверь в комнату была открыта, и около стола стоял Витёк, прижимая лезвие охотничьего ножа к горлу Ники.
Я так и застыл на пороге с дурацкой улыбкой на лице. Не знаю, сколько бы длилось моё шоковое состояние, если бы его не оборвали самым грубым и недвусмысленным образом. Резкая боль в затылке, яркая вспышка и блаженная темнота. Видимо, кто-то из бандюков стоял за дверью, поджидая загулявшего хозяина. Очнулся я уже привязанным к стулу и мокрым от воды, которой меня, по всей видимости, приводили в чувство. Представшая моему взору сцена в точности напоминала мои самые кошмарные фантазии. Двое бандюков держали мою девочку, ещё двое пристроились у окон, типа, караулили, а Витёк расхаживал по комнате, поигрывая своим ножом. Заметив, что я открыл глаза, он подошёл вплотную и ухватил меня за волосы.
– Где колдун? – поинтересовался он, запрокидывая мою голову назад, словно собирался перерезать мне горло.
Приёмчик, видимо, был из ментовского арсенала и рассчитан на зрелищный эффект. Ника тихо охнула за спиной дознавателя, и я мысленно поблагодарил небо, что не вижу сейчас её глаз. Помню, у меня в голове пронеслась весьма своевременная мысль, что на ранних сроках беременности очень вредно волноваться. Нашёл, о чём беспокоиться. Что случится дальше, мне в общих чертах было понятно. Меня будут бить и угрожать расправой Нике. И что делать в этой ситуации, было совершенно неясно. Я уже начал прикидывать, как бы мне переключить внимание бандюков с беременной женщины на себя, но события приняли неожиданный оборот, бывший мент меня удивил.