Таня, как и Нина, училась хорошо, и этим Приходнов гордился. Валерку не замечала. Да он и не хотел, чтобы она знала, что нравится ему. А вот дружить с ней мечтал. Он нарочно запрятал рукавичку, чтобы ее болтливые подружки-сороки ушли вперед. Правда, Муравченко тоже остался, он ни на шаг от Валерки не отходил. Валерка не прогнал его. Свой ведь брат, двоечник, поэтому и друг.
C торца одного дома на второй этаж вела деревянная лестница с балконом наверху. Приходнов быстро вбежал по ней, вскочил на перила балкончика, раскинул руки самолетиком и — бултых в сугроб.
— Ух ты! Четко! Прыгайте!
Саня Муравченко точно так же прыгнул. А Тане страшно было подниматься на перила — узкие, скользкие. Сорвешься с них и попадешь не в сугроб, а на утоптанную площадку под балконом.
— Давай, Кода! Давай, прыгай!
Приходнов уже стоял рядом, толкал к перилам. Он помог ей забраться на них.
Таня оттолкнулась и прыгнула. Она и раньше прыгала в снег с гаражей. И всегда недолгий полет создавал в душе молчаливый восторг. Так и сейчас, только полет длился на секунду дольше. Снежинки, вспугнутые прыжком и выпорхнувшие из сугроба, осели на лице свежими брызгами. Как здорово еще и еще ощущать этот молчаливый восторг, который возвращался с каждым прыжком, не теряя своей новизны.
И вот уже не узнать сугроба. Он осел, перестал блестеть и искриться.
— Молодец, Кода!
Всякий раз, когда прыгала Таня, он останавливался, смотрел и оценивающе щурил глаза. И улыбался, когда Таня приземлялась без обязательного девчоночьего визга.
Похвалил ее Валера, и Таня покраснела почему-то и еще быстрее побежала вверх по лестнице. Приходнов ждал ее на верхней ступеньке.
— Кода, тебе кто-нибудь из наших пацанов нравится? — неожиданно и тихо спросил он.
Вопрос был удивительный. Таня даже растерялась. Она никогда над этим не задумывалась. Мысленно перебрала всех мальчиков в классе. Выходило, что никто не нравился. Может, по красоте? И Таня сказала про Соловьева. Да, правильно, он самый красивый из мальчиков, волосы у него кудрявые, глаза большие, синие, а ресницы густые и длинные, как щеточка у рисовальной кисточки.
— Ха! Соловьев, да? Ну, ладно! — Приходнов так же неожиданно, как задал вопрос, толкнул Таню, скатился по лестнице и исчез среди одинаковых домов и сугробов.
И Тане вдруг сразу расхотелось прыгать. Почувствовала, что замерзла, словно вся оказалась в рассоле, как та капуста. Муравченко побежал догонять Валерку, подхватив свой и его портфели. Таня тоже подняла ранец и медленно побрела домой, думая, что никто ей не нравился из мальчишек в классе. Сегодня вот только понравился Приходнов. Но разве можно было сказать ему об этом?
Когда Таня подошла к дому, мать, простоволосая, выходила к телефону-автомату звонить в милицию о пропаже дочери. Еще раньше она обошла весь деревянный городок, сходила на горку, к школе, но Таню не нашла. Она с мальчишками, наверное, в это время лакомилась капустой. Увидев Таню, мать впервые в жизни отхлестала ее по щекам.
Было два часа ночи.
В класс Приходнов вернулся вместе с Анной Петровной неузнаваемым. Лицо — в полосках царапин и йода. Шестиклассники захохотали, весело им было смотреть на такого полосатого.
Приходнов невозмутимо прошел на свое место, и когда смех стих, оглянулся на Таню. Все снова захохотали. Все, кроме Тани и Соловьева, который уже сидел на своем месте и чертил что-то на листочке.
Таня смотрела в одну точку перед собой, упрямо сжав губы. Воротничок платья был почти оторван, кое-где торчали нитки. У Приходнова екнуло сердце. Он на мгновение пожалел о своем поступке, но ревность вспыхнула в нем с новой силой. «Соловьев ей нравится! — зло подумал он. — А чего тогда со мной вчера гуляла?»
— Ребята, что у вас произошло? — спросила учительница. — Кто поцарапал Приходнова? Таня, почему у тебя оторван воротничок? Почему Соловьев хмурый?
Кто поцарапал — никто не знал. А о том, что воротник Тане оторвали мальчишки, загнав ее в свой туалет, сказала староста Нина. Больше она ничего не знала, как и другие девчонки. А мальчишки молчали.
На перемене, когда все, кроме Коданевой и Соловьева, вышли из класса, Анна Петровна подозвала к себе Таню, прижала к себе и ласково спросила:
— Что случилось, Танюша?
Таня едва сдержалась, чтобы не заплакать. Закусила губы, но уголок нижней все равно полз вниз. В глазах стояли слезы. Она молчала.
Учительница вздохнула.
— Не хочешь говорить — не надо.