— Пойдём, — ворчу я. Я беру её за руку и тащу за собой.
Я так нервничаю, что борюсь с желанием снова начать расхаживать взад-вперёд по комнате. Я знаю верный способ справиться нервозностью, но прежде чем мы с Рен снова окажемся голыми, нам нужно поговорить. Возможно, я заблуждаюсь, но у меня есть надежда, что мы можем помочь друг другу. Чёрт, мне будет достаточно, даже если моя идея поможет только ей.
Пока я пытаюсь решить, как мне ей это сказать, она вздыхает.
— Ты можешь уже сесть? Твоё поведение заставляет меня нервничать.
Я стараюсь сесть как можно дальше от неё, чтобы не поддаться желанию прикоснуться к ней.
— Спасибо, — бормочет она. — Я не знаю, что делать. Если я подам заявление в полицию, у Лиама будут большие неприятности, но если я этого не сделаю, моей жизни конец.
Я киваю. Конечно, я хочу сказать ей, чтобы она не подавала заявление. Несмотря на всё, он всё ещё мой сын, и я хочу защитить его. Но она права. Ей будет труднее начать новую жизнь с долга в шесть тысяч долларов с неблагополучной платёжной историей. Это создаст слишком много проблем для только что разведённой двадцатитрёхлетней женщины.
Её глаза сужаются, и я вижу, что она злится.
— Так ты сидишь и просто соглашаешься со мной?
— Что ты хочешь, чтобы я сделал, птенчик? Я хочу защитить своего сына, но ты ему ни черта не должна после того, что он тебе сделал.
И тут она ломается на глазах и начинает горько рыдать. Я бросаюсь к ней. Мне никогда не удавалось наблюдать за плачущими женщинами, а когда это Рен, так тем более. Я думал, что трудно видеть её счастливой с кем-то ещё, к тому же с моим собственным сыном, но я ошибался. Видеть её страдания просто невыносимо.
Я обнимаю её и прижимаю к своей груди. Я не говорю ей, что всё в порядке, и не говорю, чтобы она перестала плакать. Она заслуживает того, чтобы выплакаться. Вся эта ситуация - дерьмо, и лучше выплеснуть всё это. В конце концов её дыхание выравнивается, и она засыпает у меня на руках.
Наш разговор может подождать. Жопа, в которой мы оказались, никуда не денется, и хоть на какое-то время она успокоится. Я подхватываю её на руки и принимаю решение, о котором, возможно, в конечном итоге пожалею.
Минуя гостевую комнату, я отношу её в свою спальню и укладываю в свою кровать. Я убираю ей волосы с лица и целую в лоб.
— А теперь спи, птенчик.
***
В моём распоряжении несколько часов в одиночестве, чтобы посидеть и подумать над жизнью, которую я построил. В детстве я мог только мечтать о собственном доме и своём бизнесе. Я вырос в семье алкоголиков и думал, что мне уже повезёт, если я не проведу свои дни на дне бутылки. Потом Лиам слишком рано появился в моей жизни, и всё изменилось. Появился человек, нуждающийся в моей заботе, и никакие сомнения и страхи не могли мне помешать попытаться добиться своей цели.
Когда Лиаму было одиннадцать, мне удалось купить этот дом. Это был один из тех домов, которые продают банки, когда заёмщики больше не могут обеспечивать свою закладную, и дом был в ужасном состоянии. Я перестраивал его несколько раз. Те дни были наполнены просмотром большого количества видеороликов про ремонт, и обучением всему, чему меня должен был учить мой отец. Дом выглядел как «привет из семидесятых», ворсистый ковёр и всё такое. Все комнаты были раздельными, что придавало дому ощущение квадратной коробки. Я снёс несколько стен, снял деревянные панели, установил новые счетчики, бытовую технику и деревянные полы, и дом стал совершенно другим.
Я горжусь этим не только потому, что сделал всю работу сам, но и потому, что смог дать сыну свой дом. После того, как его мать ушла, мы мотались по съёмным квартиркам. Но как только я основал «Хейл Автоматив» и накопил немного денег, я смог дать ему ту жизнь, о которой сам всегда мечтал в детстве.
Я надеялся, что он будет лучше меня, если я смогу дать ему большее, чем дало мне моё детство. К сожалению, судя по происходящему, я передал ему склонность моих родителей к зависимости. За свои сорок два года я много раз терпел неудачи, но ни одна из них не казалась мне такой тяжёлой, как неудача в роли родителя. Умом я понимаю, что я не несу ответственности за действия взрослого сына, но осознание того, что я воспитал человека, который изменял своей жене, воровал у неё и у меня, заставляет меня задуматься, что я сделал не так.
Рен выходит из моей комнаты, сонная. Она зевает и в замешательстве оглядывается по сторонам. На её щеке виден след от подушки, а её недавно покрашенные светлые волосы взъерошены.
— Эй, ты долго спала. Надеюсь, ты голодна? Ужин почти готов, — говорю я.
Она всё ещё выглядит сонной. Тот самый случай, когда ты просыпаешься, не помня, как заснул. Вероятно, её смутило то, что она проснулась не в том месте, где заснула.
— Ты умеешь готовить? — спрашивает она хриплым голосом.
Мы никогда не были одной из тех дружных семей, которая проводила каждый отпуск вместе. Те несколько раз, когда мы собирались все вместе, мама Чарли была шеф-поваром на праздничном ужине. У нас с Лиамом было несколько своих семейных традиций. Но после их женитьбы, то как я вёл себя с Рен, заставило их отдалиться от меня. По крайней мере попыток сделать нас большой дружной семьёй не было. Они оба думали, что это потому, что она мне не нравилась. В течение многих лет я тоже пытался убедить себя в этом, но слишком часто фантазировал о ней, чтобы действительно поверить в эту чушь.
— А ты нет? — Я немного знал её родителей и удивлён, что её мать не передала ей свои умения.
В этом городе люди часто женятся молодыми. Если ты не поступаешь в колледж, почти сразу же начинается настоящая жизнь. Нет причин оставаться одиноким, если порой только два дохода означают наличие жилья и еды. А ещё многие, как я например, становятся родителями, сами будучи ещё практически детьми.