— Он великодушен. Как Тед. Ну вот, работайте. Я буду заходить, вы не обращайте внимания. Я работаю над сортировкой списка строк-массивов. Они говорят, что у них это занимает восемнадцать минут, представляете? Я это сделала за пять секунд, но только с одномерными. А мне нужны двухмерные, чтобы не путаться в данных. Я засовываю программы на машинном языке в память с «Бейсика», а потом перевожу машинный код в символы Ассемблера. Я вам не надоела?
— Нет, — сказал я. — Только я ни слова не понимаю.
— Извините. Забыла, что вы не такой, как Тед. Ну, давайте.
Я принес с собой в «дипломате» кассеты с программами, каталоги скаковых лошадей, несколько племенных книг, свежие номера хорошей газеты по конному спорту и, чувствуя себя необычайно медлительным, с точки зрения Рут Квигли, принялся за работу. Мне надо было определить, каких лошадей система Лайэма О'Рорке назовет возможными победителями и какие действительно пересекли финишную прямую первыми. Мне еще пригодился бы список лошадей, на которых ставил Анджело, но я решил, что это я узнаю завтра у Тэффа и Лансера; вот тогда и выясню, где Анджело промахнулся. «Название файла?»
«cload „donca“», — напечатал я и нажал клавишу «enter». На экране замигали звездочки. Я дождался, пока загорится «Готово», снова нажал «enter» и был вознагражден. «Какая из скачек в Донкастере?» «СентЛеджер», — напечатал я. "Донкастер: Сент-Леджер. Введите кличку лошади и нажмите «enter».
«Дженотти», — напечатал я и нажал «enter». "Донкастер: СентЛеджер.
Дженотти.
Отвечайте на вопросы «Да» или «Нет» или вводите цифру, потом нажимайте «enter». Выигрывала ли лошадь скачку в двухлетнем возрасте?" «Да», напечатал я.
«Сколько дней прошло с тех пор, как лошадь в последний раз участвовала в скачках?»
Я заглянул в ежедневную газету — там такие сведения всегда приводятся, — и напечатал "23.
«Выигрывала ли лошадь на дистанции одна миля шесть фарлонгов?» «Нет».
«Участвовала ли лошадь в скачках на одну милю шесть фарлонгов?»
«Нет».
«Какова самая длинная дистанция, на которой выигрывала лошадь (в фарлонгах)?» «12».
«Участвовала ли лошадь в гладких скачках?» «Нет».
«Введите сумму призов, которые лошадь выиграла в этом сезоне».
Я заглянул в каталог и впечатал сумму призов Дженотти, довольно большую, но не ошеломляющую.
«Выигрывали ли эту дистанцию потомки отца лошади?»
Я заглянул в каталоги — на это времени потребовалось значительно больше — и ответил «Да».
«Потомки матери?» «Да».
«Шансы лошади оцениваются как двадцать к одному или ниже?» «Да».
«Случалось ли жокею выигрывать на классических дистанциях?» «Да».
«Случалось ли тренеру выигрывать на классических дистанциях?» «Да».
«Другие лошади?» «Да».
Я снова вернулся к началу и повторил ту же операцию для каждой лошади, которая участвовала в скачке. Вопросы не всегда были одни и те же: если ответы были другие, вопросы иногда менялись. О некоторых лошадях задавали гораздо больше вопросов, чем о других. Мне понадобилось не меньше часа, чтобы отыскать ответы на все вопросы, и я подумал, что, если когда-нибудь займусь этим делом всерьез, надо будет сделать более удобные таблицы, чем те, которые имеются в каталогах. Когда я наконец ответил «Нет» на вопрос «Другие лошади?», то получил ответ, который не оставлял сомнений в гениальности Лайэма О'Рорке.
Список возглавлял Дженотти. На втором месте оказался аутсайдер, на третьем — лошадь, которая вырвалась вперед в самом начале. Именно в этом порядке они и пришли к финишу. Я не верил своим глазам.
— Что, что-то не так? — внезапно спросила Рут. — У вас такой вид озадаченный...
— Нет-нет, все верно...
— Да, это настораживает! — Рут улыбнулась. — Если я сразу получаю ожидаемый результат, я проверяю, проверяю и проверяю. Почивать на лаврах не годится. Кофе хотите?
Я согласился, и она сварила кофе с той же быстротой, с какой делала все остальное.
— Сколько вам лет? — спросил я.
— Двадцать один, а что?
— А я думал, что вы закончили университет.
— Я защитилась в двадцать лет и один месяц. А что такого? Хотя, конечно, пришлось пробиваться. В наше время все такие медлительные... Сорок лет назад бывало, что люди защищались и в девятнадцать, и даже раньше. А теперь все помешались на календарном возрасте. К чему? Зачем ставить людям палки в колеса? Жизнь и так ужасно короткая. В двадцать лет шесть месяцев сдала на магистра. Училась одновременно на двух факультетах. Никто не знал.
Я не распространялась. Теперь вот докторскую пишу. Вам не скучно?
— Нет, — искренне ответил я.
Она улыбнулась, словно летнее солнышко. Улыбка мелькнула и исчезла.
— Папа говорит, я зануда.
— На самом деле он так не думает.
— Он хирург, — сказала она так, словно это все объясняло. — И мама тоже. Оба страдают комплексом вины. Надо отдавать людям больше, чем ты получаешь, и все такое. И ничего не могут с этим поделать.
— А вы?
— Пока не знаю. Я и отдавать-то особо не могу. Я ведь не могу получить работу, для которой гожусь. Они смотрят на то, сколько мне лет, и по этому судят. Просто убийственно! При чем здесь возраст? Они дадут мне эту работу в тридцать, хотя я куда лучше могу ее делать сейчас. Поэты и математики лучше всего работают до двадцати пяти. И что им остается?
— Работать самому, — сказал я.
— Господи! Вы понимаете? Вы зря тратите время, занимайтесь вашими программами. Не надо мне говорить, что делать. Я состою в научноисследовательском обществе. И что я ищу? Что надо искать? Где неведомое, непознанное? В чем вопрос?
Я беспомощно покачал головой.
— Остается ждать, пока вам на голову свалится яблоко.
— Да, верно. Мне не хватает созерцательности. Сидеть под яблоней воображаемой яблоней... Я пробовала. Да вы работайте, работайте.
Я философски загрузил «Йорк», просмотрел все три скачки, которые были в программе, и обнаружил, что в трех из них выиграли те лошади, которые набрали больше всего очков. «Три верных ответа из четырех скачек! — подумал я. — Невероятно!»
С ощущением какой-то нереальности я загрузил «Эпсом» и принялся кропотливо проверять все четыре скачки, для которых были программы. И на этот раз ни одного победителя не вычислил. Слегка нахмурившись, я набрал «newbu»
— "Ньюбери" и после длительных трудов обнаружил, что все шансы были на стороне абсолютно безнадежного Самоучителя, на которого и ставил Анджело.
Самоучитель, который финишировал в самом хвосте на последнем издыхании, красовался в самом верху таблицы, причем с большим отрывом.
Я с недоумением проглядел остальной список. Лошадь, которая на самом деле выиграла скачку, стояла второй с конца, и шансы ее были самые незначительные.
— В чем дело? — спросила Рут Квигли. Она сидела за своей машиной и даже не смотрела в мою сторону.
— Часть системы взбесилась.
— В самом деле?
Я загрузил «goodw» и проверил еще пять скачек. И тут больше всего шансов набрали лошади, которые на самом деле пришли в лучшем случае вторыми.
— Есть не хотите? — спросила Рут. — Уже полчетвертого. Сандвичей хотите?
Я поблагодарил и вместе с ней отправился на маленькую кухоньку. Там я с интересом обнаружил, что, несмотря на все свое проворство, помидоры она режет довольно медленно и неумело. Через некоторое время (для нее — довольно длительное) она соорудила две аппетитные башни из сыра, салата, помидоров и соленой говядины. Они угрожающе возвышались на тарелке, и есть их надо было, держа в обеих руках.
— Всему существует логическое объяснение, — сказала Рут, глядя на мое отрешенное лицо. — Человеческая логика несовершенна. Математическая логика безупречна.
— Угу, — сказал я. — Тед показывал мне, как легко добавить или убрать пароль.
— И что?
— Тогда, наверно, совсем нетрудно убрать или изменить и еще что-нибудь?
— Если только это не записано в ROM. Тогда трудно.
— В чем-чем?
— В памяти, предназначенной только для чтения. Извините.