Выбрать главу

Заварила зеленого чая, долго грела о кружку пальцы, продолжая смотреть в окно. Я не знаю, где они и что с ними. Мой случайный, такой жаркий роман закончился, оставив сотни вопросов, на которые мне никто так и не ответит.

А еще у меня от них осталось то, что не отнять.

В ту квартиру, на двадцать третьем этаже, куда я ходила три раза, строгая охрана высотки не пустила.

Чувствую себя пустой, но ведь не должна.

Мужчины приходят и уходят, бывает, что они оставляют детей, это вполне распространенный случай.

Смотрю на коробку, что стоит в углу, мой любимой обеденный сервиз, подаренный бывшей свекровью на свадьбу, так и кочует из квартиры в квартиру. Рука не подымается выкинуть, а распаковать нет желания. Громов об него постоянно запинался и матерился.

Опять вспомнила.

Но их двоих невозможно забыть.

Гнала от себя самые плохие мысли, они живы, точно живы, я чувствую, мы чувствуем. Игоря не просто так свалить с ног, а Артём слишком умный, чтобы лезть на рожон.

— Господи, пусть только они будут живы.

На телефон пришло сообщение, услышала его из кухни. По инерции хотела кинуться и посмотреть, но остановила себя. Надо перестать надеяться и кого-то ждать, пустое дело.

Допила уже остывший чай, выключила свет, заглянула к брату в соседнюю комнату. Семён спал, а не сидел в ноутбуке за игрушкой. Пришлось забрать его в большой город, оторвать от безделья, равнодушной матери. Он даже поступил в училище, будет учиться на повара, если на самом деле возьмется за голову. Да, теперь мне есть к кому возвращаться домой.

Ушла к себе, не снимая халат, легла, повернулась на бок, погладила животик, улыбнулась.

Телефон снова издал сигнал, мигнув экраном, но я проигнорировала его.

«Здравствуй, птичка».

«Я скучаю».

Глава 2

— Любимова, зайди к шефу, он спрашивал о тебе.

— Зачем?

Остановилась, с тревогой смотрю на коллегу, она лишь пожимает плечами, разводит руками и проходит мимо. Качу дальше свой чемодан, до вылета еще два часа, надо успеть принять обед для пассажиров. Набираю сообщение Веронике, старшей бортпроводнице, чтобы не теряла, если задержусь у начальства.

Снова останавливаюсь, перечитываю уже в тысячный раз сообщение с незнакомого номера. В горле стоит ком, утром вообще чуть не случилась истерика, но взяла себя в руки, опухшая стюардесса никому не нужна.

Кутаясь в плащ, теперь уже уверенно вхожу в приемную строгого, но справедливого начальника. Секретарь кивает, приглашая зайти.

— Виктор Иванович, доброе утро, хотели видеть?

Тучный мужчина поднимает голову от бумаг, снимает очки, очень внимательно рассматривает меня.

Снова нервно поправляю плащ, живота совсем не видно, он не должен знать о моей беременности. Сейчас не должен.

— Любимова, вот я смотрю на тебя и понимаю, ведь умная девочка, а отчего такая дура, диву даюсь.

— Умная бы летала на джете, а не на боингах чартером в Турцию.

— Вот, ты даже в моем кабинете показываешь свой дрянной характер и прыскаешь ядом. Не зря Курапов жаловался на тебя, довела мужика.

— Аминь.

— Любимова!

— Извините, вырвалось.

— Я сделал что мог, а то ты сейчас стояла бы не здесь, а в лучшем случае клеила бирки на чемоданы в зоне контроля.

— Я ценю это, Виктор Иванович, на самом деле ценю. Спасибо.

Да, я больше не летаю в бизнес-авиации, и эта дорога закрыта, наверное, для меня навсегда. Кто-то сверху решил, что проблемный бортпроводник, которым интересуется Федеральная служба безопасности, не совсем уместен в небе с очень влиятельными и богатыми людьми.

К тому же Курапов с Жанной подлили огня, их донос не остался незамеченным. Пока я была в отпуске, всем повторили по десять раз, как себя не надо вести и что будет, если кто-то решит раздвинуть ноги и завести интрижку с пассажирами.

Никто, конечно, не называл моего имени, и пальцем на меня не показывал, но слухи все еще ходят.

— Удивляюсь нашим слепым медикам, они так и не догадались?

— О чем вы?

— О том, что ты беременна, а летаешь, все потому, что мозгов нет. Любимова, ты совсем чокнулась? Ладно, я пойму, была у тебя интрижка с пассажиром, но ребенок, он почему должен расхлебывать за свою тупую мамашу?

Виктор Иванович повысил голос, я стояла, как провинившаяся школьница, понимая, что каждое его слово — правда. Из меня выйдет отвратительная мать, которая думает лишь о том, как плохо ей, пытаясь заглушить работой тоску и боль, вместо того чтобы думать о ребенке.