Образ Молодой выстраивается по внешним признакам. Думают и размышляют о ней, она же просто живет. Молодая телесна, однако ее тело органически вливается во внешнее пространство.
Это пространство связано с ритуальным мышлением, в конечном итоге - с мифом. Образ Молодой ассоциируется с архетипической фигурой Великой Матери. Так, загадочная смерть Родиона, якобы отравленного ей, проецируется на миф об Аттисе; надругательство над Молодой в саду переносится ей как жестокий, но неизбежный обряд. Во время венчания с Дениской Молодая как бы перестает существовать в прежней персонажной роли и сливается с библейскими образами, несущими в себе семантику священного брака (Сарра, Ревекка, Рахиль). Брак Дениски и Молодой в финале повести превращается в символическое действо, связанное с обновлением коллективной жизни.
Сюжетное развертывание обряда церковного венчания в повести Бунина исключает субъективную точку зрения, которая присутствовала в тексте ранее. В финале господствует объективный взгляд повествователя, словно взирающего на происходящее сверху. Нет больше Тихона, нет Кузьмы. Их судьба на фабульном уровне оказывается незавершенной. Столкновение братьев с получужим-полусвоим миром "нерефлектирующего традиционализма" (С.Аверинцев) завершается победой последнего. Точнее сказать деревня не борется с братьями. Она живет своей стихийной почвенной жизнью, и эта жизнь оказывается мощнее, чем усилия братьев что-либо изменить в ней.
Братья Красовы решают покинуть деревню, в то время как все другие персонажи, например, Дениска, в деревню в конце концов возвращаются. Исчезновение точки зрения братьев в финале можно рассматривать как своеобразный субститут их смерти, ибо иного пространства в художественном мире произведения не существует. На первый взгляд, деревне у Бунина противостоят слобода, уездный город, постоялый двор. Но это пространство не только выморочное, оно лишено устойчивости и корней. Ритуальное начало, обеспечивающее устойчивость деревне, в слободе редуцировано и факультативно (слободские девочки играют в любимую игру - похороны кукол[88]). Именно из слободы русские былины, песни, прибаутки, пословицы кажутся Кузьме жестокими, грязными и похабными. Слободское сознание маргинально, деревенская цельность для него - пустая и случайная форма. Братья толкуют органическое бытие деревни с точки зрения житейской рациональности и плоского гуманизма. Они ненавидят деревенский быт потому, что для них он быт - и только. Для Иванушки, Молодой, даже для Серого и Дениски быт и бытие неразделимы. Смерть и жизнь в этом бытии неразрывно связаны и обратимы. Поэтому в последнем эпизоде свадебный поезд метафорически сближается с похоронной процессией, подобно тому, как народный свадебный обряд включает в себя семантику перехода в "мир иной", семантику смерти, а похоронный ритуал содержит в себе элементы возрождения: "...горластая жена Ваньки Красного стояла в передних санях, плясала, как шаман, махала платочком и орала на ветер, в буйную темную муть, в снег, летевший ей в губы и заглушавший ее волчий голос..."(214-215).
Катастрофизм бытия заклинается обрядовыми формами жизни, и бездна может стать оплодотворенным лоном. Трагизм повести - это не трагизм мира, но трагичность сознания личности, от этого мира отделяющейся. "Близнецы" Красовы - это как бы минимальная модель мучительно рождающегося нового социума. Этот социум пытается выработать свою систему ценностей, найти свою опору в жизни. Но в пределах художественного мира "Деревни" братьям не суждено отыскать эту опору. Они "скитаются меж двор", их преследуют злоключения, у них нет своего круга и нет надежды на будущее. В поле размышлений о русской ментальности Бунин, работая с близнечной структурой, как и Достоевский, констатирует тщету личностного усилия изменить русскую жизнь. Поэтому произведение называется "Деревня", а не "Братья", поэтому Тихон и Кузьма стушевываются, как бы сходят на нет к финалу повести.
* * *
Между романом Достоевского и повестью Бунина существует семантическая преемственность. Речь идет не столько о непосредственном влиянии творчества Достоевского на Бунина, сколько о сходстве в разработке образов и мотивов, а также общности ментальных схем и матриц. Судьба мира у обоих писателей воплощена в образе женщины. Этот образ определенно символичен и выстраивается с опорой на одни и те же архетипические модели. И Настасья Филипповна, и Молодая - это униженная красота, вокруг которой организуется художественное пространство текстов.[89] Мотив униженности связан с темой насильственного "брака" с недостойным партнером (Тоцкий у Достоевского, Родион у Бунина), Насильственный "брак" трактуется в обоих произведениях как неестественный, ложный союз, псевдобрак. У Достоевского такая интерпретация подчеркивается старостью и развратностью Тоцкого, у Бунина - постоянными отлучками Родиона и бесплодностью брака. Таким образом, молодая женщина оказывается как бы в промежуточном состоянии: она и не замужем, и не девушка. Настасья Филипповна и Молодая порождают вокруг себя постоянное сексуальное напряжение. Гиперсексуальность сочетается с определенной недоступностью героини (у Бунина - с равнодушной холодностью). Центральная женская фигура и у Достоевского, и у Бунина предстает как развратница и девственница одновременно.
89
Под текстом в данном случае мы понимаем семиотическое пространство произведения, которое проецируется на определенный культурноисторический сегмент семиосферы.