— Можешь говорить?
Он открыл глаза. Солнце заслоняла громоздкая фигура, в лицо ударил кислый запах дыхания.
— Да… — ответил человек на римском наречии, — я могу говорить!
— Ты римлянин? — удивился центурион. Он стоял на колене, по причине полуденной жары он снял с головы массивный шлем с алым оперением и держал его на полусогнутой руке.
— Нет… — Путник приподнялся, опершись на локти.
— Ты тот самый беглый гладиатор, которого мы ищем?! — Центурион грубо ткнул пальцем в поблекший шрам на плече бродяги. — Ты на такого не похож. Слишком худой и слабый. Откуда у тебя такие шрамы на груди и плечах?
Человек промолчал.
— Ты хорошо понимаешь мою речь? — Центурион перешел на греческий язык, хотя слова давались ему с трудом. Все эта проклятая жара и пустыня! Мысли становятся медленными и тягучими, как руда в плавильном котле. За свою жизнь он участвовал во множестве военных операций. Под началом легата Публия Квинтилия Вара, глупого и заносчивого полководца, попал в засаду в Тевтобургском лесу. Варвары германского вождя Арминия не ведали страха перед смертью, топор одного из них — рослого богатыря с такими же, как у бродяги, светлыми глазами и русой бородой, — был нацелен центурию в шею. Боги благоволили римлянину в тот день, — почти половина легионеров остались лежать на прохваченной предрассветным морозцем земле, а он отделался рваной раной на скуле и сломанной ключицей. Центурион мало смыслил в искусстве лекарей, но раны, полученные от железа, умел отличить от каких-либо других увечий. Смущало, что бродяга выглядел слишком изможденным для гладиатора.
— Да, понимаю… — последовал ответ.
— Ты беглый гладиатор? И тебя зовут Целодус Фракиец? Отвечай!
Опять упрямое молчание и равнодушный взгляд поверх плеча собеседника! Центурион начал закипать. Верно говорят про тех безумцев, что внимают речам пророков! Их сознанием завладевает гордость, упорство и высокомерие, словно они в компании с богами пировали!
— Идти можешь? — спросил римлянин.
— Могу…
— Тогда поднимайся, бродяга! — сказал центурион, вставая на ноги и отряхивая колено от налипшей сухой глины. — Путь неблизкий.
Мужчина послушно поднялся. Слегка кружилась голова, и саднило в горле, как после простуды. И что-то жгло на спине в области левой лопатки. Центурион тяжело взобрался в седло; это был высокий мужчина сорока лет, кривой шрам на лице уродовал его внешность, стальные глаза выдавали ум и жестокий характер.
— Что-то у него на спине, Деций! — заметил солдат, держащий на изготовку укороченный пилум — римское копье длиной в полтора локтя. Острие с крючкообразным концом было направлено в грудь бродяге.
— Убери копье! — нахмурился центурион. — Этот бродяга разве что может испортить воздух…
Легионеры негромко рассмеялись. В небе появились две черные точки, приближаясь, они превратились в стервятников, медленно проплывающих в бездонной бирюзовой выси. Деций, задрав голову, посмотрел на падальщиков.
— Скотина! — проворчал Деций. — Осквернители могил!
Неизвестно, в чей адрес было обращено ругательство.
— Повернись! — приказал он бродяге.
Тот повиновался.
— Юпитер-громовержец! — воскликнул центурион. — Откуда у тебя это?!
Легионеры возбужденно зашумели, солдат с копьем поспешно скрестил пальцы левой руки за спиной. На оголенной спине человека явственно отпечаталась пятерня багряного оттенка сырого мяса. Края были ровно очерченные, словно обожженные. Солдат побледнел.
— Может, оставим его здесь, Деций? — Он почтительно наклонил голову, стараясь не оборачиваться в сторону бродяги.
— У меня есть приказ верховного легата! — сказал центурион. — Кем бы ни был этот бродяга, он рано или поздно заговорит, и что-то мне подсказывает — он тот, кого мы ищем. Привяжи ему руки к седлу своей лошади, Марк! И пойдем легкой рысью. Посмотрим, сколько он продержится! — На его лице появилась презрительная улыбка. Он вторично посмотрел на кружащих в небе стервятников. К двум птицам присоединилась еще одна. Стервятник плавно снизился, взмыла пыль под ударами крыльев, падальщик устроился на вер шине плоской скалы, созерцая оттуда людей. Стервятник был огромным, вероятно, размах крыльев достигал пяти локтей. Он впился загнутыми черными когтями в твердь скалы, нетерпеливо переступая ярко-желтыми лапами. Красно-коричневые глаза с холодным любопытством уставились на центуриона. Храбрый римлянин почувствовал себя неуютно под пристальным взором птицы.