— Там, глубже…
Действительно, в глубине ушного прохода были отчетливо заметны две темные точки, отдаленно похожие на укус змеи.
— Считаешь, это след от проникновения токсина?
Базин пожал плечами.
— Токсикологическая экспертиза займет какое-то время. Сердце у бабенки… — он поднес к глазам табличку с именем умершей, — у Софьи Зайцевой… так вот, сердце у Сонечки, как у боксера. С чего бы ему вдруг останавливаться?!
— Амфетамины?
— Ерунда! — Эксперт махнул рукой в синей латексной перчатке. — Небольшие дозы стимуляторов прикончить здорового человека не могут. Ну, давление поднимется, тахикардия пошалит…
— Что от меня требуется? — Бодров хотел поскорее выйти на свежий воздух. Фамильярный тон Базина его нервировал.
— Подмахни заключение на предмет расширенной экспертизы.
— Ваш коллега прав, — подала голос Ксения, скромно стоящая возле дверей. — Внезапная смерть в результате незначительной дозы стимуляторов — явление редкое. К тому же на момент кончины женщина была практически трезвой. Гипертрофии миокарда не зафиксировано, атеросклеротических изменений сосудов тоже. Изредка у молодых людей бывает стенокардия напряжения, это так называемое проявление ишемической болезни сердца при здоровых сосудах.
На шее мертвой девушки белела тонкая полоска, оттененная легким загаром.
— У нее на шее была цепочка, — сказал Бодров.
— Ну и что? — удивился Базин.
— Кольца на пальцах на месте, серьги тоже. След от загара свидетельствует, что женщина носила цепочку не снимая.
— Может быть, порвалась… — предположил эксперт, — или потеряла.
Мысль была здравой и логичной, но интуиция — удел тревожных людей — подсказывала майору другую причину.
— Ладно, — кивнул Бодров, — приеду в управление, подпишу заключение.
Он стянул перчатки, бросил их в подставленную Ксенией Васильевной коробку.
— Выйду покурю… — сказал он, поймав на себе внимательный взгляд Ксении. Настроение у него было паршивее некуда.
…Опаленная земля изнывала от жажды, засушливую пустошь солнце сжигало раскаленными лучами, ломкое ущелье, разрывающее землю, напоминало иссохший человеческий рот, молящий небеса послать крупицу влаги.
Человек шел на юг, делая редкие остановки, во время которых маленькими глотками пил горячую воду из висящей на поясном ремне фляги, обтянутой высушенным бычьим пузырем. Он не знал, как долго ему предстоит идти, а потому расходовал драгоценную воду крайне экономно, прикладываясь к горлышку фляги, лишь когда начинали донимать миражи, грезящиеся в розовой дымке туманных очертаний Иудейских гор, сиреневым гребнем вздымающихся на востоке.
Дрогнула земля, юркая ящерица шмыгнула в расщелину промеж желтых камней. Человек нагнулся, поправил кожаный шнурок сандалии. Раскаленный ветер пустыни принес запахи конского пота и медной крови; прежде чем увидеть движущуюся кавалькаду римских всадников, он угадал их приближение обострившимся чутьем, свойственным отшельникам, проведшим в одиночестве долгие дни и ночи. В половине стадии чернело жерло пещеры. Человек устремился туда, припадая на левую ногу, — след от копья багровел на его бедре, — рана зажила благодаря смеси трав, которые прикладывала целительница из города Секелаг. Молодая амаликитянка ходила по своему жилищу абсолютно голой — так было принято у жителей их племени; вылечив рану на ноге чужеземца, она без стеснения предалась с ним ненасытной любви.
Он добежал до входа в пещеру вовремя, — вереница всадников обозначилась в полутора стадиях; солнце горделиво отражалось от золоченого нагрудника-лорики центуриона, меч гладиус мерно постукивал по его бедру в такт хода гнедого коня. Всего всадников было около тридцати; они следовали неспешной рысью. Человек понимал, что отряд был выслан Луцием Макроном. Мятежный легат жаждал найти беглого гладиатора: допросить, а после казнить. Таким образом он надеялся получить милость от императора Гая Августа Германика, по чьей воле прославившийся в боях за Британию Луций Макрон мог надеяться на возвращение в Рим. Ничего другого, кроме пыток, от занятого поисками мятежников римлянина ожидать не приходилось.
В пещере было тихо, но страх ледяными щупальцами сжал сердце: здесь рядом кто-то был! После слепящего солнца его окутала непроницаемая мгла, но обоняние явственно указывало на присутствие постороннего существа. Он задержал дыхание, слыша звонкие удары собственного сердца в груди.
Амаликитянка была ненасытной и страстной. Ее смуглость оттеняла его кожу, чересчур светлую и нежную для пришельца из пустынных земель, а голубые глаза и русая борода заставляли думать, что он уроженец севера. Он не стал ее разубеждать, а покинул жилище на рассвете шестого дня, когда римская стража оставила город и рана на бедре покрылась розовой пленкой.