Когда Шпеер во время своего последнего посещения бункера 24 апреля навестил ее, Йозеф Геббельс провел его в ее маленькую комнатушку и не уходил в течение всего визита, ограничивая их разговор только темой о ее здоровье. Поскольку Йозеф Геббельс и Магда совершенно не переносили друг друга и Шпеер до сих пор всегда встречался с Магдой с глазу на глаз, Шпеер подумал, что это совершенно ясно означает, что ей не дают возможности спастись в последнюю минуту.
Точно так же Магда была не в том состоянии, чтобы с веселым видом разгуливать по бункеру и прыгать через две ступеньки вверх по лестнице. Она болела приступами пароксизмальной тахикардии —неожиданными скачками сердцебиения, — которая является самым верным симптомом резкого возбуждения. Запись Шпеера гласит:
«Эсэсовский врач сказал мне, что фрау Геббельс лежит в постели и чувствует себя плохо из-за сердечного приступа. Я попросил принять меня. Я предпочел бы разговаривать с ней с глазу на глаз, но доктор Геббельс ожидал меня в прихожей и проводил в маленькую комнатку в бункере, где она лежала на простой постели. Она выглядела бледной к говорила слабым голосом о посторонних вещах, но можно было почувствовать, как она страдает от мысли о неминуемо приближающемся часе, когда ее дети будут преданы смерти. Только к концу нашего разговора она намекнула на то, что у нее в мыслях. «Как я счастлива, что Харальд (Харальд Квандт, ее сын от другого брака) все еще жив». Я был слишком скован и не знал, что сказать. Ее муж не дал и минуты, чтобы мы могли попрощаться».
С точки зрения медицины, можно почти с полной уверенностью сказать, что Магда оставалась бы в том же состоянии возбуждения, страдая от обмороков и сильного сердцебиения, возможно, обреченная лежать в постели до конца своих дней. Причины ее возбуждения оставались, но, как это будет видно из дальнейшего, следует еще определить, в какой мере это возбуждение относилось к ней самой и в какой степени — к ее детям.
То, что Магда Геббельс плохо себя чувствовала, страдая от обмороков и учащенного сердцебиения, подтверждается признанием секретарши Гитлера фрау Гертруды Юнге, что после 27 апреля ей пришлось присматривать в бункере за шестью детьми Геббельса, в том числе и кормить их, поскольку Магда была не в состоянии заниматься ими. Учитывая обстоятельства, это само по себе следует учитывать при вынесении обвинительного акта.
Точно так же слова Магды о том, что она рада, что Харальд жив, не соответствует ее предполагаемому убеждению, на которое часто ссылаются, что для ее детей «мир без Гитлера — слишком жестокое место». Тем не менее Ханна Рейч вынесла из бункера письмо Магды Геббельс тому самому Харальду Квандту, которое перещеголяло даже склонную к театральности Рейч своей риторикой и позерством. Магда писала: «Как мать, Бог простит меня, и даст мне силу осуществить самой то, что должно быть осуществлено, а не поручать это другим. Когда придет время, я дам моим дорогим детям снотворное, а потом яд — это будет тихая и безболезненная смерть».
По словам помощника Геббельса Вернера Науманна, который утверждал, что вызвался спасти детей, 2 мая, когда Гитлер был уже мертв, он и Геббельс отсутствовали с 5 до 6 часов вечера, чтобы Магда могла выполнить задуманное. «Я не мог отговорить эту упрямую женщину от ее решения. Ни ее муж, ни я при этом не присутствовали», — заявлял Науманн. Он сообщил, что Магда Геббельс сказала ему, что дала детям лекарство финодин в плитке шоколада, успокоив их, что это для того, чтобы их не тошнило во время полета в Берхтесгаден, куда они полетят вместе с «дядей фюрером».
Этот рассказ совпадает с тем, что Магда писала Квандту. Однако сержант Миш и другие свидетельствуют, что дети были напуганы и плакали, и их пришлось затащить в их спальни — ситуация весьма отличающаяся от некоторых описаний, в которых утверждалось, что в бункере «раздавались детские голоса и смех».
Существуют различные свидетельства и насчет присутствия зубного врача Гельмута Кунца, майора СС, поблизости от детских спален около 5 часов. У него был маленький зубоврачебный кабинет в подвале РІмперской канцелярии, но он не был частым посетителем бункера. Несколько людей, включая Науманна, заметили его там вместе с доктором Штумпфеггером. (Впоследствии, в 1960-х годах, Кунц оказался замешан в судебное разбирательство, где под присягой заявил, что не имел отношения к смерти детей Геббельса.)