Он отказал ей. Она ему не нужна. Как не нужны наркотики и никотин. Закусываю нижнюю губу и заезжаю передним колесом в стойку для велосипедов. Мое пристрастие не отразилось на Леви. Это как брань: если родители сквернословят, дети не обязательно последуют их примеру. Никто не знает, что я курю. Это помогает унять дрожащие руки и лихорадочные мысли, наполняет тело сочащейся сквозь поры легкостью. А иначе я не была бы хорошей матерью. Некоторым мамам нужны пробежки, йога, медитация. Некоторым – зеленый чай. А мне – иногда покурить травку.
– Элоиза! – восклицает Рози.
Она щелчком выбрасывает окурок, втягивает дым и неспешно идет в мою сторону. Ее, кажется, нисколько не смутило, что я видела, как она курит, и у меня от гордости расправляются плечи. Ведь я посвящена в эту тайну, а Пенни – нет.
– Чем вы тут занимаетесь? – Я улыбаюсь, когда Леви отводит взгляд: он боится, что его застукали. – Нужно достать Коко из коляски.
Отстегиваю накидку, и Коко тянется к Леви, сжимая и разжимая пухлые кулачки. Солнце слепит ей глаза, и она жмурится.
– Мы собирались сходить на Лиман поплавать, – говорит Рози, пытаясь отстегнуть Коко.
Неприятно слышать это название, которое мимоходом слетает с ее губ. Лиман – это залив, где вода переливается разными цветами, почти как на Средиземноморье. При упоминании Лимана меня, как солдата с ПТСР, засасывает в воронку воспоминаний: я немного старше Рози, еду на Лиман, ныряю с головой и мечтаю уехать с острова, но знаю, что нельзя.
От волос девушки пахнет никотином, и Леви отходит подальше. Надо показать ему, что я не злюсь. Он не взял сигарету, и я горжусь им. В боковом кармане коляски пытаюсь найти двадцатидолларовую банкноту, и ворох стодолларовых бумажек выпадает на тротуар. Рози присаживается, чтобы помочь мне собрать их и засунуть обратно в карман.
Я даю двадцать долларов Леви и двадцать Рози:
– А потом можете взять в прокате сапборды.
Даже если мне неуютно на острове, Леви и Скотт не должны видеть мой страх.
Сын широко улыбается и чмокает меня в щеку:
– Спасибо, мам.
– Ух ты, Эл, обалденные часы. – Рози держит Коко на бедре и улыбается. Могу поспорить, малышка провоняет сигаретным дымом.
Повертев запястьем, поясняю:
– «Картье».
Вижу, как она удивленно поднимает брови. Рози под впечатлением от меня, от моих вещей, и, честно говоря, мне нравится, когда люди замечают эти часы. Первая моя крупная покупка на деньги, заработанные в социальных сетях.
Рози заходит мне за спину и без спроса проверяет ярлычок на плавках.
– У тебя классная фигура. Откуда такой купальник?
Каждый раз при встрече она ведет себя очень открыто. С наглой самоуверенностью и грубоватыми манерами, свойственными возрасту.
– Самый клевый бренд, – объявляет она. – Столько знаменитостей его носит.
Как ни странно, от ее комплиментов я закусываю губу. А когда она роняет:
– Вот бы моя мама была такой же классной, как твоя, Леви, – я готова разрыдаться и еле сдерживаюсь, чтобы не обнять ее.
Пенни, 17:00
Поселок гудит от туристов, которые собираются покинуть остров на пароме в пять тридцать. Одни закупаются пончиками с джемом в булочной, другие – сувенирами в универмаге; к загорелым лицам намертво приклеился хмурый взгляд. Туристы едут домой. Прощай, свобода идиллического отпуска; их снова ждут оковы городской рутины. Солнце клонится к закату, и я невольно пыжусь от гордости, оставив велосипед под смоковницей у залива Мортон и медленно проходя мимо отъезжающих. Я-то остаюсь.
– Простите.
Протискиваюсь между парочкой, спорящей, где их билеты, и замечаю Элоизу, которая прислоняет велосипед к стене булочной. Черт. Смотрю на часы. Магазин скоро закроется. Мне нужно успеть купить десерт, хотя бы кекс для Кева. Элоиза достает что‑то из сумки на багажнике и идет внутрь. Коко сидит в коляске, и, конечно, Элоиза оставляет девочку без присмотра. Жду минуту и иду следом.
Внутри прохладно, несмотря на летнюю жару. Холодок пробирает босые ступни и обгоревшие плечи. Владелец булочной Роб стоит за кассой и обслуживает очередь из туристов. Он поднимает глаза, видит меня и улыбается, показывая желтые от никотина зубы. Вот зараза. Не думала, что он все еще работает на острове. Давно его здесь не видела.
Никогда не забуду, как он раз пригласил меня и моего первого мужа к себе в дом, ветхую лачугу из рифленого железа и бледно-желтых досок, скорее заляпанных, чем покрашенных. На провисших балках болтались пенопластовые швартовные бочки. У стены притулились три изъеденных солью велосипеда. У нас тогда еще не было детей, мы с мужем выпивали в пабе, там и встретили Роба с упаковкой пива, а чуть позже остановились у входа в его дом. На кофейном столике тянулись шесть дорожек порошка, ровно отмеренные банковской картой. Помню, как отступила назад и потянула Грега за собой. Я всегда была против наркотиков, не хотела даже пробовать. Спустя несколько лет мы с Робом столкнулись снова, он расспрашивал о Рози и о моей прошлой жизни, еще до Кева. О таком обычно рассказывают только очень близким друзьям или членам семьи. Лучше бы Роба здесь не было. Лучше бы он не возвращался.