— Это все, что у тебя есть? Мертвецы?
— Алтея, — шиплю я.
— Судья, — предупреждает он, его голос полон силы, но она сопротивляется.
— Я просто имела в виду, что тебе, должно быть, одиноко, мой бог. — По крайней мере, в ее тоне слышится уважение.
В комнате тишина, и мое холодное, мертвое сердце бьется в ужасе. — Она не понимает, что говорит... — начинаю я.
— Молчать! — рявкает он на меня, и я отлетаю назад по воздуху, ударяясь о стену.
— Нет необходимости устраивать истерику, — ругается она. — Я просто спросила.
— Почему, судья? Ты вызываешься развеять мою скуку? — спрашивает он осторожно. Это игра в слова.
Я вижу, как остальные смыкают ряды вокруг нее. Они встанут вместе с ней против бога смерти. Я спешу обратно, чувствуя, как срастаются сломанные от его удара кости, когда, спотыкаясь, подхожу к ней.
— Нет, — отвечает она без тени страха в голосе. — Я просто предлагаю тебе найти кого-нибудь, кто бы это сделал.
— Интересно, — бормочет он. — Еще более интересным является тот факт, что эти люди готовы выступить против меня ради тебя.
— Они мои, — отвечает она без упрека, — а я их.
— О, какими глупцами делает людей любовь. — Он хихикает. — В конце концов, каждый умирает, маленький вампир, и обычно в одиночестве. В конце концов, все, что есть, - это я. Вспомни это, прежде чем снова разозлить меня. — Я стону, когда он касается ее щеки своей дымкой, и она вскрикивает. Я собираюсь атаковать, но она поднимает руку. — Я вижу твою цель, твою силу. О, ты будешь вкусной, когда придешь ко мне, но сейчас я оставлю тебя в покое. — Он отступает, и она поникла. — До следующего раза, судьи. Я не могу дождаться душ, которые вы мне пришлете.
Когда его сила иссякает, я хватаю Алтею и осматриваю ее лицо. Там есть отпечаток руки, который исчезает, пока я смотрю. — Алтея, — рявкаю я, — он мог убить тебя.
— И что? — Она пожимает плечами, натягивает маску и улыбается мне. — Он этого не сделал, и у нас есть разрешение. — Наклонившись, она целует мои прикрытые маской губы. — Я умираю с голоду. Давайте покормимся, ладно?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬТРЕТЬЯ
РИВ
— Нет. — Я накладываю вето на платье, и Алтея вылезает из кричащего оранжевого варианта. — Оно должно быть красным.
— Он прав. — Коналл кивает, поедая попкорн, поскольку у нас показ мод.
Азул серьезно кивает. — Тогда у нас могли бы быть соответствующие красные элементы.
Нэйтер постукивает себя по подбородку. — Озис, Лик, что вы об этом думаете?
— А? — Они оба отрывают взгляды от задницы Алтеи, и Нэйтер вздыхает.
— Если вы не сможете сосредоточиться, вы уйдете, — предупреждает он их, заставляя меня улыбнуться шире.
— Сосредоточиться? Ты ее видел? — Услышав ответ Озиса, мы все оборачиваемся и видим Алтею в одних кружевных стрингах и высоких черных туфлях на каблуках. Он прав, и мы все пялимся, потерявшись в просторе загорелой кожи, длинных конечностей, идеальной задницы и сисек.
— Нет, ведите себя прилично, — говорит она нам. — Мы должны быть готовы. Красное, Нэйтер?
— Красное, — бормочет он, затем кашляет. — Да, красное. — Он еще раз оглядывает ее, прежде чем перейти к платьям. — Ты станешь причиной моей смерти, — бормочет он, заставляя ее хихикать.
Он долго смотрит на платья, и Алтея приподнимает бровь. — Нэйт?
— Ни одно из них недостаточно хорошо для тебя. — Он фыркает и отступает назад. — Это несправедливо. Ничто и никогда не будет достаточно хорошим, чтобы обволакивать твое тело.
Ее глаза расширяются. Он совершенно не замечает, какой эффект производят на нее его слова, и я прячу улыбку, когда она смотрит на него, пока он не вздыхает.
—Может быть, я мог бы попросить фейри...
— Нэйтер, иди сюда, — командует она.
Он хмурится, но поворачивает голову. Она хватает его и целует. Я наблюдаю, двигая своим стояком, как он стонет, и когда она отстраняется, он просто моргает, глядя на нее. — Что это было? — шепчет он.
— Просто ты невероятен. Обещаю, одно из этих платьев будет потрясающим, так что найди его для меня.
Моргая, он поворачивается к платьям и просто смотрит на них, на самом деле ничего не видя.
— Одежда, Нэйтер, — поддразниваю я.
— Хорошо, одежда. — Он кашляет, бросая на меня благодарный взгляд. Примерив еще пять, мы, наконец, находим то, с которым все согласны, прежде чем выбирать аксессуары. Она жадно смотрит на нас, на ней нет ничего, кроме ремешков и туфель на каблуках, пока она проводит своими новыми аксессуарами по груди, оставляя порез. Острые когти сделаны из феерического серебра и покрывают ее ногти. Я не могу дождаться, когда почувствую их в своей груди, когда она будет ездить на мне верхом.
Азул стоит ближе всех, и она обнимает его за шею и притягивает к себе. Его рот прижимается к порезу, заставляя ее застонать, когда ее голова запрокидывается назад. Она встречает мой пристальный взгляд, когда я подаюсь вперед в своем кресле. — Ты хочешь попробовать мою кровь?
— Да, — рычу я.
— Тогда ползи ко мне, — приказывает она, ее губы кривятся в ухмылке. Она знает, какую власть имеет над нами. Обнаженная и прекраснее любой королевы до нее, она выпрямляется и выгибает бровь. — Ну?
Когда твоя королева приказывает тебе ползти, ты ползешь. Опускаясь на колени, я не свожу с нее глаз и ползу к ней, как будто она мой дом, мое все, потому что так оно и есть.
Я ползу к своей королеве, останавливаясь, когда достигаю ее ноги, затем целую ее, пока она не поднимает пятку и не прижимает ее к моей груди, отталкивая меня назад.
— Поцелуй мои туфли, — приказывает она.
Я поднимаю ее ногу и провожу губами по пятке, наблюдая, как в ее глазах расцветает похоть. Ее клыки удлиняются, и когда я провожу языком по ее туфле, я чувствую, как она дрожит. Может, она и контролирует ситуацию, но у нее нет иммунитета к нам. Мы принадлежим ей, но это делает ее также и нашей.
— Ты бы умер за меня, Рив? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я без паузы.
— Ты бы убил ради меня?
— Да, — клянусь я.
— Ты сделаешь все, о чем я попрошу?
— Всегда, — отвечаю я, целуя ее.
— Тогда разорви себе горло и дай мне посмотреть, как из тебя течет кровь, чтобы я могла обмазаться ею.
Этот образ на мгновение ошеломляет меня.
— Когда наша королева отдает приказ, ты выполняешь его, — рявкает Нэйтер, когда я не подчиняюсь немедленно.
— Я планирую это сделать. Ты хочешь, чтобы я сделал это клинком, моя королева, или чьими-нибудь зубами?
Она облизывает губы, без сомнения, ей нравится эта идея. — Зубами. Ликас, разорви его для меня.
Ликас колеблется, но подходит ближе. Обычно он не пускает в ход свои клыки, поскольку беспокоится о нашей реакции. Она выбрала его нарочно, и когда его рука хватает меня за волосы и поднимает с колен, я охотно подчиняюсь. Я не спускаю с нее глаз, подчиняясь ему, зная, что он испытывает облегчение, когда его зубы впиваются в мое горло, как у дикого животного. Я не издаю ни звука; я даже не двигаюсь, когда он вырывает мне горло для нее. Я бы отдал каждый дюйм своей крови, чтобы она искупалась в ней, если бы она захотела.