Когда нам налили чай, королева сказала:
— Мне пришла мысль сделать из тебя свою шпионку.
— Летом в замке Раннох? — уточнила я.
— Я должна узнать правду еще до наступления лета, Джорджиана, — ответила королева. — Пока до меня доходят лишь слухи. Мне же необходим отчет из первых рук от доверенного лица. Насколько мне известно, Дэвид заставил лорда и леди Маунтджой устроить прием и майский бал и пригласить эту женщину с ее мужем…
— С мужем? — я знала, что перебивать королеву запрещено. Но не удержалась.
Королева понимающе кивнула.
— Подобное поведение в Америке, весьма вероятно, считается приемлемым. Эта особа явно до сих пор живет с мужем. Таскает его, беднягу, за собой, чтобы создавать иллюзию респектабельности и пресекать сплетни. Разумеется, сплетни не пресечешь. Мы сделали все возможное, чтобы пресса молчала, но если Дэвид начнет гоняться за этой особой еще откровеннее, то, увы, нам больше не удастся затыкать сплетникам рот. Я сказала «гоняться за ней», хотя, откровенно говоря, мне кажется, что все ровно наоборот, и это она выслеживает его, как охотник — дичь. Ты ведь знаешь Дэвида, Джорджиана. Он такое невинное сердце, так податлив на лесть, его так легко совратить. — Королева положила ломтик хлеба и подалась ко мне. — Джорджиана, я должна знать правду. Должна знать, чего на самом деле добивается эта особа: просто флиртует, или у нее на моего сына серьезные виды. Больше всего я опасаюсь, что она, как все эти американки, пленилась королевской жизнью и мечтает стать королевой Англии.
— Это решительно невозможно, мадам. Дважды разведенная женщина — и королева? Немыслимо.
— Будем надеяться, что невозможно. Единственный выход для короля — жить, пока Дэвид не состарится настолько, что уже не будет желанной партией. Но, боюсь, здоровье моего мужа ухудшается. Он так и не оправился после войны. Слишком много перенес.
Я сочувственно кивнула:
— Итак, вы хотите, чтобы я стала вашим соглядатаем?
— Очень хочу. Прием у Маунтджоев даст тебе отличную возможность понаблюдать за этой женщиной и Дэвидом.
— К сожалению, я не приглашена, — ответила я.
— Но ты дебютировала в свете вместе с дочерью Маунтджоев, верно?
— Да, мадам.
— Вот и ключик. Я дам им знать, что ты снова в Лондоне и хотела бы возобновить знакомство с их дочкой. А мои предложения обычно никто не отклоняет. К тому же тебе необходимо вращаться в свете, иначе ты никогда не найдешь себе мужа. — Королева пристально взглянула на меня. — Теперь скажи, чем ты намерена заняться в Лондоне?
— Я только недавно прибыла, мадам. Еще не решила.
— Так не годится. У кого ты будешь жить?
— Пока что я живу в Раннох-хаусе, — отчиталась я. Королевская бровь взлетела вверх.
— Одна в лондонском особняке? Без сопровождения?
— Мне уже исполнился двадцать один год, мадам. Я совершеннолетняя.
Королева покачала головой.
— В мое время молодую даму никуда не отпускали без сопровождения, пока не выйдет замуж. В противном случае муж не мог быть уверен, не получит ли он… хм… скажем так, подпорченный товар. У тебя в перспективе нет предложений руки и сердца?
— Никаких, мадам.
— Вот так так! Удивительно. — Она смерила меня критическим взором, будто я была одной из ее вазочек эпохи Минь. — Ты хороша собой, и твое происхождение, по меньшей мере наполовину, безупречно. Мне на ум приходят несколько достойных молодых людей. Ведь у югославского короля Александра есть сын, верно? Нет, пожалуй, эта часть мира слишком уж брутальная и славянская. А как насчет греческого королевского семейства? У них там есть прелестный белокурый принц. Нет, боюсь, он слишком юн даже для тебя. Разумеется, есть еще молодой Зигфрид, один из румынских Гогенцоллернов-Зигмарингенов. Мы с ним в родстве. Неплохо про запас.
Ах да, Зигфрид. Королева не могла не упомянуть о нем — соблазн слишком велик. Эту тему надо пресечь в корне, раз и навсегда.