— Я уверена, у мамы есть и свои собственные. Столько романов с богачами — наверняка она что-то скопила.
— Может, и скопила, и отложила на черный день, но те деньги пригодятся ей самой. Вот увянет ее красота, будет она жить одна — и пригодятся. К тому же твоя мать и так была очень добра, купила нам с бабушкой этот дом. Так что она мне ничего не должна. А я ни у кого милости не прошу.
Я понесла грязную тарелку в раковину и заметила, что в кухне пустовато. Меня как обожгло: да ведь дедушка накормил меня последними запасами.
— Дедуля, я найду работу, — сказала я. — И научусь готовить, и тогда ты приедешь ко мне обедать в Раннох-хаус.
На это дедушка снова расхохотался.
— Пока не увижу — не поверю, — заявил он.
Обратно в Лондон я ехала расстроенная. Дедушка так нуждается, а я ничем не могу ему помочь! Теперь срочно надо искать работу. Похоже, увернуться от семьи не так просто, как я думала.
Был солнечный теплый вечер, и мне страшно не хотелось обратно в холодный пустой дом, где мебель укутана в чехлы от пыли, а комнаты ни в какую не протапливаются так, чтобы стало уютно. Я сошла с поезда в Южном Кенсингтоне и зашагала по Бромптон-роуд. По Найтсбриджу все еще текли элегантные пары — вечер был в разгаре. Посмотришь на них, в жизни не подумаешь, что сейчас депрессия и толпы людей в мире выстраиваются в очередь за тарелкой бесплатного супа. Я выросла в привилегированном классе и только сейчас начала остро сознавать, как ужасно несправедливо устроена жизнь — и мучительно переживать из-за этого. Будь я обеспеченной дамой с собственными доходами, пошла бы добровольно разливать суп в этих благотворительных кухнях. Но увы, сейчас я была одной из сонма безработных бедняков. Может статься, и мне придется встать в такую очередь за бесплатным супом и хлебом. Конечно, я понимала, что у меня положение иное. Стоило лишь согласиться и переехать к престарелой принцессе в загородное поместье — и я буду есть изысканные кушанья, пить тонкие вина и не ведать забот. Но теперь меня неотступно преследовала мысль о том, что надо помогать людям. Надо делать в жизни что-то достойное и полезное.
У витрин «Хэрродса» я замедлила шаг. О, эти элегантные платья и туфли! Единственный раз я попыталась следовать за модой, когда выходила в свет — тогда я получала скромные суммы на наряды и изучала модные журналы, пытаясь понять, что носит золотая молодежь в этом сезоне, а потом жена егеря шила мне копии с журнальных картинок. Портнихой миссис Мактавиш была умелой, но у нее все равно получались лишь жалкие подобия. Ах, если бы иметь вдоволь денег, чтобы вплыть в модный магазин и выбрать себе наряд, вот просто так!
Я задумчиво любовалась витринами, когда у меня за спиной затормозило такси, хлопнула дверца и кто-то воскликнул:
— Джорджи! И правда ты. Мне показалось, что я тебя заметила, вот я и попросила таксиста остановиться. Какой сюрприз. Не знала, что ты в Лондоне.
Передо мной во всем блеске и великолепии предстала бывшая школьная подруга, Белинда Уорбертон-Стоук. С плеч ее ниспадала изумрудно-зеленая атласная накидка, какие надевают в театр. В таких накидках большинство смахивает на пингвинов, потому что полы соединены в подобие рукавов. Черные волосы Белинды были уложены в сложную высокую прическу, и пряди сбоку образовывали причудливый узор, а над всем этим возвышались длиннющие страусовые перья, которые так и заколыхались, когда Белинда заспешила ко мне. Я побежала ей навстречу. Мы обнялись.
— Как чудесно, что мы встретились, Белинда! Выглядишь божественно. Я бы тебя не узнала.
— Надо блюсти фасад, иначе покупатели не подтянутся.
— Покупатели?
— Душечка, ты разве не знаешь? Я открыла собственное дело. Свой модный дом.
— Да что ты говоришь? И как успехи?
— Просто потрясающе. За мои наряды буквально дерутся.
— Чудесно, прямо завидую.
— Что ж, надо было чем-то себя занять. Я ведь не королевских кровей, не то что ты, и судьба моя не предрешена.
— Моя судьба пока что выглядит не очень многообещающе.
Белинда расплатилась с таксистом, потом взяла меня под ручку и потащила за собой по Бромптон-роуд.
— Расскажи, что ты делаешь в Лондоне?
— Сбежала, по примеру мамы, иначе и не скажешь. Не могла больше выносить Шотландию ни минуточки.
— Да никто ее не вынесет, душечка. Эти ужасные уборные с обоями в клеточку! У меня в Шотландии постоянно мигрень. А ты куда-то шла? Если нет, давай вернемся ко мне домой, выпьем.
— Ты живешь неподалеку?
— Да, у самого парка. Прелесть какое авангардное местечко. Купила хорошенький коттедж, бывшую конюшню, отделала и живу там сама по себе, с одной служанкой. Мама в ярости, но мне двадцать один, я совершеннолетняя, сама распоряжаюсь своими деньгами, и мама тут бессильна.