Она пожала плечами, отчего мертвая лиса шевельнулась с пугающим жизнеподобием.
— Хьюберт и тебя очень любил. Он даже хотел тебя удочерить, но твой отец и слышать об этом не пожелал. Однако, кажется, в завещании Хьюберта ты все-таки упомянута. Если он все же умрет, а говорят, что прогноз очень скверный, то тебе больше не придется стоять за прилавком. Кстати, что о твоей работе думают во дворце?
— Ничего не знают, — сказала я, — и ты меня не выдашь.
— Душечка, я бы им и так ничего не сказала, но не могу же я приезжать в Лондон, рискуя наткнуться на собственную дочь в качестве прислуги. Это просто никуда не годится. Собственно…
Мама послала чарующую улыбку мисс Фейруэзер, которая как раз подоспела к нам.
— Простите, что заставила вас ждать, ваша светлость. Все еще ваша светлость, я не ошибаюсь?
— Увы, боюсь, уже нет. Теперь я просто миссис Клегг — я вроде бы все еще официально замужем за Гомером Клеггом. Ужасно застрять с такой фамилией, но никуда не денешься, Гомер — один из чопорных техасских миллионеров-нефтедобытчиков, и разводов, увы, не признает. Что ж, мои потребности на сегодняшний день очень скромны. Мне нужна баночка того самого крема для лица, который вы для меня всегда откладываете.
— Того, который мы доставляем из Парижа — в хрустальной баночке с ангелочками?
— Именно. Как мило, что вы помните, дорогая. — Мама озарила мисс Фейруэзер сияющей улыбкой, так что даже эта суровая дама смущенно порозовела. А я поняла, почему и как мама всю жизнь покоряла множество сердец. Пока мисс Фейруэзер ходила на поиски припрятанной баночки с кремом, мама поправляла шляпку перед зеркалом.
— Подопечный бедного Хьюберта, должно быть, тоже до крайности расстроен этими новостями, — сказала она, не глядя на меня. — Он в опекуне души не чаял, бедный мальчик. Так что если вдруг с ним столкнешься, будь с мальчиком подобрее. Я про Тристана Обуа. (То есть, конечно, мама произнесла «Гобойза», а не «Обуа». Англичане всегда норовят произнести французские фамилии на британский манер.) Вы ведь в детстве очень дружили. Помню, когда вам было лет пять, оба разделись и побежали плескаться в фонтане голышом. Хьюби со смеху покатывался.
О, значит, у меня все-таки были какие-то неприличные похождения с противоположным полом, даже если я была так мала, что не запомнила их!
— Мама, я была у дедушки, — понизив голос, начала я. Нельзя было упускать возможность поговорить. — Он неважно себя чувствует. Мне кажется, тебе надо его навестить…
— Я бы и рада, милочка, но сегодня уже возвращаюсь в Колонь — нарочно подгадала поезд, чтобы попасть на пароход. Макс чахнет с тоски. Передай дедушке, что в следующий раз, когда приеду, я его навещу, хорошо?
Принесли крем, упаковали, приняли уплату. Маму с почетом и поклонами проводили из магазина. Я смотрела ей вслед, как всегда, после встречи с ней, раздраженная — мне так много хотелось ей сказать и никак не удавалось. Затем администратор и мисс Фейруэзер, приглушенно переговариваясь, вернулись к прилавку. Она смерила меня ледяным взглядом, фыркнула и отошла на другой конец прилавка.
— Так, девушка, снимайте униформу, — приказал администратор.
— Снимать?
— Вы уволены. Я слышал, каким тоном вы осмелились говорить с одной из наших лучших покупательниц. А мисс Фейруэзер клянется, что слышала, как вы вообще требовали, чтобы миссис Клегг ушла. Вы чуть не разрушили репутацию «Хэрродса» бесповоротно. Ступайте. Снимайте униформу, и чтобы духу вашего здесь не было.
Сказать хоть слово в свою защиту я не могла — иначе бы сразу выяснилось, что я лгунья под фальшивым именем. Поэтому я ушла. Эксперимент с работой занял всего пять часов.
Когда я вышла на улицу, было два — погожий весенний день, сияющее солнце, щебет птичек в Кенсингтонском саду. А в кармане у меня было ровно четыре шиллинга, сегодняшний заработок.
Я бесцельно брела в городской толпе. Домой идти не хотелось, что делать дальше, я не знала. Была суббота, многие рано освободились с работы, на улицах было людно. Никогда больше не получу места ни в каком универсальном магазине, расстроенно думала я. Очень может быть, что я вообще больше не найду никакой работы и умру с голода. Ноги у меня заныли от усталости, а голова закружилась — я давно не ела. Да ведь в «Хэрродсе» мне даже не предоставили обед, сообразила я. Замедлив шаг, я огляделась. В ресторанах я понимала мало. Люди моего круга не ходили в публичные места есть за деньги. Они ели дома, если только их не приглашали к себе друзья или соседи. Когда я выезжала в свет, то нас кормили ужином на разных балах. Правда, как-то меня водила в отель «Ритц» пить чай тетушка одной подруги, но в «Ритце» с четырьмя шиллингами в кармане делать нечего. Я знала «Фортнум и Мейсон» и «Кафе Ройял» — тем мои познания по части кафе и ресторанов и ограничивались.