– Я же знаю, что у нее в семье не хватает денег, – вещал мэр. – Кроме того, она не хочет быть монашкой, это желание ее деспотичных родителей. Так что я убеждаю ее бросить эту затею и пойти работать ко мне в секретарши!
– Для этого вы избрали весьма нетривиальный способ убеждения, – заметила Кордеро. – Как долго длится эта связь?
– Как вы жестоки! – сказал Ногера. – Витансьон такая лапушка, если бы не моя любовь к Камилле... В общем, мы встречаемся уже три месяца.
– Вы что-нибудь видели вчера вечером? – спросила комиссарша.
Мэр отрицательно покачал головой:
– Нет, мы были увлечены до такой степени, что ничего вокруг для нас не существовало. Но если вы думаете, что я кокнул эту старую грымзу Лукрецию, то уверяю вас – мне это ни к чему! Она мне не нравилась, но, помимо меня, ее не любили и все другие. Так что у вас широкий круг подозреваемых!
Николетта посмотрела на манжеты рубашки дона Пруденсио. Их, как обычно, украшали запонки, на этот раз золото с гранатами и бриллиантами.
– Кстати, у вас ведь есть запонки из малахита? – спросила его Кордеро.
Градоначальник непонимающе посмотрел на нее, а потом заметил:
– Кажется, да. А какое это имеет отношение к делу?
– Где они сейчас? – продолжала настаивать Николетта.
Пруденсио ответил:
– Я потерял одну из запонок, поэтому их не ношу. Но разве это так важно?
– Когда вы потеряли ее? – Николетта видела, что дон Пруденсио побледнел. Отчего? Вопрос-то невинный. Или он не хочет сознаваться в том, что потерял запонку в ночь, когда была убита сестра Пилар?
– Не помню, – отрезал мэр. – Несколько недель назад. Не могу точно сказать. А это так важно для следствия?
Николетта подумала: признавшись в прелюбодеянии с послушницей, дон Пруденсио отвел от себя подозрения. Или именно для этого он так легко и принес покаяние? Чтобы показать: да, я спал с Витансьон, я поступил плохо, и тем самым намекнуть – а к убийствам я не причастен! Но ведь тот факт, что он водил шуры-муры с послушницей, вовсе не означает, что он не совершал убийств. Он мог сначала провести время в объятиях девицы, а затем отправить на тот свет сестру Лукрецию, как, впрочем, и до этого сестру Фернанду, сестру Пилар и дона Фабидо.
Или его жена, донна Камилла? Кто знает, ведь она могла раскусить мужа – и хранить молчание. Потому что сама причастна к тем смертям. Но ей-то зачем убивать монахинь?
Николетта отправилась к Витансьон и подвергла девушку детальному допросу. Та разрыдалась, но подтвердила, что состоит в связи с доном Пруденсио.
– Но вы ведь никому не скажете? – шептала она. – Иначе меня выгонят с позором из монастыря! Дон Пруденсио был ко мне так добр, он давал денег для семьи...
Николетта успокоила девушку:
– Подумай над тем, что пострижение в монахини добровольный и хорошо продуманный шаг. Ты уверена, что хочешь этого?
– Этого хотят мои родители, – проронила Витансьон. – У них нет денег, а если их старшая дочь пойдет в монастырь, то они избавятся от одного рта. Они надеются, что со временем я сделаю себе карьеру.
– Запомни: важно то, чего хочешь ты, а не твои родители, – сказала ей Николетта. – И кстати, я знаю человека, который весьма неравнодушен к тебе!
Послушница порозовела и в смущении пробормотала:
– Это Мигель, портье в гостинице. Он славный малый, но у него нет ни гроша за душой. А Пруденсио богат и обещал мне место у себя в канцелярии.
– В этой канцелярии у него еще два десятка смазливых девиц, которые готовы исполнить любое желание Ногеры, – сказала Кордеро. – Так что подумай хорошенько, чего ты хочешь и как тебе строить жизнь. И разреши дать совет – я бы не стала изливать душу Мигелю. Он может и не понять. И пусть твои отношения с доном Пруденсио останутся для него тайной.
Она оставила девушку, надеясь, что заронила в ее душу зерно сомнения. В ее задачу не входило отвратить Витансьон от монастыря, но зачем девушка будет заниматься тем, во что не верит?
Кордеро заметила сестру Софию, которая явно разыскивала ее по всему монастырю. Николетта вспомнила: еще вчера Лукреция уверяла ее, что во всем виновата именно секретарша аббатисы. Кто знает, не убита ли монахиня-сплетница именно из-за этого?
– Как хорошо, что я вас застала, госпожа комиссар, – сказала София. – Матушка и кардинал хотят вас видеть. Пойдемте!
Они направились в кабинет аббатисы. Кардинал делла Кьянца произнес, попивая утренний кофе:
– Комиссар, мне кажется, что дела в городке и в монастыре вышли из-под вашего контроля. Его святейшество послезавтра прибудет в Коста-Бьянку, а через три дня он окажется здесь! И каково будет, если папа приедет в монастырь, где монахини мрут как мухи от рук неизвестного убийцы!
Николетта ничего не могла возразить. Кардинал был прав. Наглый убийца продолжал терроризировать монастырь, и его намерения пока что были ей совершенно неясны. Кардинал, который пребывал в хорошем расположении духа, несмотря на очередное убийство, сказал:
– В любом случае я уверен, что его святейшество не должен ничего знать. Папа воспринимает так чутко все несчастия своей паствы! Я только что говорил с Ватиканом, понтифик хочет посетить капеллу с хрустальной статуей Девы Марии в обязательном порядке. Завтра приедет его служба безопасности, они должны осмотреть местность. Так что ваши полномочия исчерпаны, комиссар!
Потому-то этот ватиканский бюрократ пребывает в таком отличном настроении, решила Николетта.
– Служба безопасности будет заниматься своими делами, а я – своими, – сказала она кардиналу. – Но в наших общих интересах, чтобы визит папы прошел без эксцессов.
Кардинал поставил крошечную чашечку на блюдечко и заявил:
– Другого я и не ожидаю. Вы же не хотите, комиссар, чтобы у вас были неприятности, если визит будет омрачен скандалом или очередным убийством. Для всех монастырь Непорочного Зачатия – провинциальное гнездышко добродетели и любви к ближнему. Я знаю, что американский президент и его жена – ваши хорошие друзья. Но не делайте так, чтобы Ватикан стал вашим врагом!
Он ей еще и угрожает! Николетта сдержалась и удалилась. Она снова заметила, что сестра София положила трубку телефонного аппарата. Наверняка подслушивает. Вот вам и «гнездышко добродетели и любви к ближнему»: не монастырь, а настоящий вертеп.
Кордеро вышла из монастыря и увидела гревшуюся на солнышке сестру Агнессу. Монахиня опять чертила палкой на песке непонятные значки. Повинуясь непонятному импульсу, Нико подошла к ней и спросила:
– Сестра, а что будет дальше? Кто умрет?
– Грешники и грешницы, – ответила та. – Все те, кто ставит себя против Бога! И они ощутят вкус его гнева! Они ощутят его вкус...
Странно, что она имеет в виду? Николетта обернулась и увидела сестру Урсулу. Маленькая монахиня прошептала:
– Пошли, сестре Агнессе надо отдохнуть...
– Вкус Божьего гнева, запомни это! – вещала старуха. – И все, все мы предстанем перед Господом, и все мы ответим за свои прегрешения!
Урсула с ласковой улыбкой сказала:
– Сестра Агнесса уже давно не в себе, но многие почитают ее за предсказательницу. Мне хотелось только благословить вас, если вы разрешите! Сестра Лукреция была не самым приятным человеком, но она не заслужила такой страшной смерти! Сделайте так, чтобы убийца понес наказание!
Она вздохнула и добавила:
– Монастырь наш уже не тот, каким был раньше. Даже если убийцу и поймают, то прежнюю атмосферу восстановить будет нельзя.
Николетта тоже была в этом уверена. Зло притаилось где-то совсем рядом, но почему оно выбрало своей мишенью монастырь? Комиссар вернулась в полицейский участок. Гарсиа диктовал Родриго отчет, посвященный обнаружению тела сестры Лукреции.
– Мне уже звонили из резиденции губернатора, – сказал Фелиппе. – Завтра утром приедут из Министерства внутренних дел, а также представители папской службы безопасности. Мне заявили, что мы занимаемся здесь идиотизмом и не умеем расследовать преступления. Ну что же, я посмотрю на тех, кто это умеет!
Фелиппе был явно разозлен. Николетта понимала его. Сколько раз на собственной шкуре она ощущала черную неблагодарность и незаслуженные упреки. Те, кто сидит в прохладных кабинетах в правительственных учреждениях, всегда чем-то недовольны. Однако сами не в состоянии что-то улучшить!