— Позвольте!..
Дженни была готова сказать все, что она думает по этому поводу, но, подняв глаза, в изумлении застыла. Перед ней стоял красивый мужчина такого высокого роста, что она казалась карлицей рядом с ним. На нем был элегантный, ослепительно-белый костюм, который очень сочетался с его черными волосами, карими глазами и смуглой кожей. Эта смуглая кожа наводила на мысль, что он не был европейцем, однако его безупречный английский язык, твердая линия губ и высокомерно вздернутый подбородок не оставляли сомнения, что он выходец с Британских островов.
— Прошу вас, продолжайте, — вежливо ответил мужчина.
Широко улыбаясь, он с любопытством рассматривал Дженни.
— Но пожалуйста, сядьте, — попросил он. — Очень вредно так быстро вскакивать с места, когда вы еще находитесь в объятиях Морфея. Я приношу вам свои самые искренние извинения! Но объясните, ради Бога, как вы оказались здесь?
— Мне бы следовало сделать это сразу, — ответила Дженни. — Но почему вас так поразил цвет моих волос? Во всяком случае они вовсе не рыжие!
— Разве? — он внимательно посмотрел на ее волосы. В его карих глазах светилось изумление — позже Дженни обнаружила, что они были не карими, как ей показалось вначале, а темно-серыми, напоминающими по цвету гальку на берегах далеких сверкающих морей, — которое затем сменилось выражением восхищения.
— Возможно, вы правы. Пожалуй, они отливают скорее золотом, хотя их можно назвать и каштановыми. Мне приходилось видеть красные, как вишни, спелые каштаны, цвет которых напоминает оттенок ваших волос. Я полагаю, они достойны кисти Тициана…
— Какое это имеет значение! — воскликнула Дженни, нахмурившись. Его дерзкий взгляд смущал ее. — Скажите, а вы… вы?..
— Тот, кто поцеловал вас, хотя едва ли это было уместно при нашем коротком знакомстве, не так ли?
— Вы, вероятно, приняли меня за другую, — холодно заметила Дженни. — Но даже если это и так, извинения здесь ни к чему.
— Совершенно с вами согласен, — ответил незнакомец и, вынув из кармана плоский золотой портсигар, с церемонным поклоном предложил Дженни сигарету. Она покачала головой. — Нет? Тогда я надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю. Вы захватили меня врасплох, и я до сих пор не могу прийти в себя. Я был уверен, что это Селестина…
— Селестина?
— Графиня де Сант-Але. — Он насмешливо улыбнулся. — У вас так же, как и у нее, тот же спорный оттенок волос.
— О! — воскликнула Дженни, озаренная внезапной догадкой, — вы, должно быть, граф де Сант-Але?
— Полагаю, что у вас нет оснований делать такой поспешный вывод, — произнес красавец, усаживаясь на ручку кресла и глядя на Дженни с усмешкой. — Селестина и я — старинные друзья, и мы уже давно на короткой ноге. Этот легкий поцелуй предназначался ей. То, что он достался вам, — непростительная оплошность с моей стороны. Во всяком случае, я приношу вам свои извинения и заверяю вас, если это вас может утешить, что я больше не допущу такой оплошности.
Дженни поняла, что он просто издевается над ней, и почувствовала, как краснеет.
— Когда вернется графиня, как вы думаете? — произнесла она дрожащими губами.
— Не имею ни малейшего представления. Я даже не знал, что ее нет дома, иначе я не пришел бы сюда. Однако, я думаю, что она скоро вернется.
Озаренный внезапной догадкой, он воскликнул:
— Я догадываюсь! Вы по всей вероятности новая гувернантка?
— Да, — подтвердила Дженни.
— Прямо из Англии?
— Да.
Он закурил сигарету и некоторое время молчал, в то время как его глаза открыто и с интересом изучали ее.
— Первое путешествие за границу? — спросил он затем.
— Да, — призналась она и, избегая его взгляда, быстро надела и застегнула жакет, не давая ему возможность помочь ей.
— Я не пророк и никогда не обладал даром предвидения, но я готов поклясться, что вы из семьи сельского священника, и осмелюсь предположить, что никогда не расставались с вашей семьей надолго, не так ли? Вы привыкли помогать вашему отцу в его деятельности, печатая двумя пальцами его проповеди на старинной пишущей машинке? И вы помогали вашей матушке разводить цветы и, кроме того, принимали горячее участие в ее миссионерской деятельности за пределами метрополии, верно? Жители деревни вас очень любили! Вы были незаменимы в организации благотворительной деятельности и непременной участницей всех любительских спектаклей. Вы также пели в церковном хоре!
Широко раскрыв темно-голубые, почти фиалковые глаза, Дженни с удивлением смотрела на него, хлопая длинными ресницами.
— Как вы узнали все это?
Он громко рассмеялся:
— Я не знал, но просто понаблюдав за вами, я уверен в правильности своих выводов. Скажите, ведь вам внезапно захотелось покончить со всем этим? Так сказать, расправить крылья? Именно это вы и сделали, не так ли?
— Мой отец умер, — тихо ответила Дженни, стараясь сдержать слезы. — И моя мать тоже, на несколько месяцев раньше отца.
— Понимаю, — сказал он. Внезапно поднявшись, он подошел к открытому окну и некоторое время задумчиво смотрел на струи поющего фонтана. Когда он вернулся на свое место, в его голосе уже не чувствовалось насмешки.
— Вы летели самолетом?
— Да.
— Устали?
— Не очень, — ответила Дженни, хотя чувствовала себя совершенно разбитой. Ей так хотелось поскорее очутиться в своей комнате, сбросить этот теплый твидовый костюм, принять ванну и переодеться во что-нибудь легкое, промыть лосьоном глаза, которые нестерпимо болели от буйства красок этих мест — белых зданий, раскаленного синего неба, — что так отличалось от полутонов, присущих Англии, и от ее холодного серого нёба. Ей так хотелось побыть одной до тех пор, пока она полностью не придет в себя.
— Меня зовут Макс Дейнтри, — представился незнакомец, — и я думаю, мы будем часто встречаться, если вы останетесь здесь. У меня своего рода привычка — часто приходить в этот дом. — Он помолчал. — Если вы устали, я могу позвать слугу и попросить его проводить вас в вашу комнату…
— Нет… — начала Дженни, но в это время они оба услышали звук шагов по мраморным плитам холла и одновременно повернувшись к двери увидели высокую, очень красивую женщину, входившую в комнату.
Дженни сразу сообразила, что эта женщина и есть графиня де Сант-Але, — Селестина, чьи волосы так похожи на ее собственные. Поднявшись ей навстречу, Дженни хотела представить себя той, которая назначила ей такое высокое жалование.
Макс Дейнтри, на лице которого появилась его обычная усмешка, поднялся навстречу графине. Селестина, едва посмотрев на Дженни, впилась взглядом в лицо Макса. В ее золотисто-коричневых, похожих на янтарь, глазах было что-то такое жадное, даже неистовое, когда она встретила взгляд холодных серых глаз англичанина. С нежностью в голосе графиня обратилась к Максу на английском языке, в котором слышался сильный акцент.
— Макс, вы невыносимы! Почему вы не дали мне знать, что придете?
— Потому, что я не был в этом уверен, — ответил Макс с загадочной улыбкой. Его глаза быстро оглядывали прекрасную стройную фигуру графини, облаченную во что-то легкое и зеленое, оттенком напоминающее цветы лимонного дерева. Этот цвет прекрасно сочетался с ее туфлями, перчатками и огромной, похожей на колесо, шляпой, которые были ослепительного белого цвета. Из-под шляпы выглядывали роскошные волосы графини цвета старого золота. Они наподобие нимба обрамляли ее белое чело и нежное, совершенной формы лицо. Благодаря стараниям парикмахера, волосы графини были более живые и блестящие, чем волосы Дженни.
— Если бы ты только позвонил!
— Не было особой причины звонить!
В глазах графини застыл упрек.
Дженни, наблюдая за ними, чувствовала себя очень неловко, казалось о ней совсем забыли.
Однако графиня, как бы вспомнив, что в комнате присутствует еще один человек, быстро подошла к Дженни и холодно спросила: