— Хорошо, Кайто–кун… Где ты находишься?
— В больнице.
— Тебе устраивает твоя койка?
Кайто промолчал.
— Из какого материала она сделана?
— Стальной каркас, тиковая наволочка, подушка из натурального хлопка.
Психиатр вздохнул. Сейчас он действительно ощущал себя глупеньким студентом, который слушает не пациента, а преподавателя. Но ведь ему уже сорок один год и это — тяжёлый случай, который требует особого подхода, потому мужчина настойчиво спросил:
— Кайто–кун, что тебе нравится?
Внезапно, глаза пациента вновь блеснули странным огоньком. Неизвестно, был врач слишком настойчив. Неизвестно, перепутал ли Кайто вопросы «кто» и «что». Неизвестно, было ли это единственным ответом, который он мог дать. Но он сказал:
— Аоко–сама.
На секунду в комнате повисла тишина, а потом начался полный абсурд. Первыми внутрь влетели полицейские, за ними медсёстры. Затем в приёмную набежала куча скандирующих пациентов под безоговорочным командованием какой–то шепелявой старушки, голоса которых сильно раздражали. А потом входная дверь широко распахнулась, и из белой длинной ширмы, что скрывала собой койку пациента, показалась голова Аоко.
— Эй, мне уже можно?
— Наверно? — инспектор звучал очень неуверенно. Такой ответ от Кайто, вроде бы, не должен был ошарашить его — дворецких обучали прислуживать хозяевам и, наверно, это выливалось не только в беспрекословное послушание, но и в что–то вроде привязанности, но, быть может, просто проснулось его ревнивое отцовское сердце? Для него дворецкий был обычным молодым парнем.
— Садитесь на моё место, — пока Накамори всё глубже и глубже погружался в мысли, психиатр поднялся со стула, отряхивая руки по старой привычке, — Долго тут не сидите, или Вы планируете остаться на ночь?
— Думаю, да! Можно, папа? — ошарашенный отец бросил удивлённый взгляд на дочь.
— Может лучше…
— Нет, спасибо. Где я могу переночевать? — Даичи внимательно оглядел палату — просторная, места много, парень не в состоянии приставать, — Хм, ну, здесь хватит места. Правда матрас жёсткий…
— Ничего, мне без разницы! — почти в один прыжок, Аоко заняла стул, где ранее сидел психиатр, и широко улыбнулась дворецкому, — Кайто, сегодня я останусь с тобой. Я волнуюсь.
Инспектор Накамори на секунду задержался в дверях. Он вновь скользнул взглядом по лицу Кайто. Что это за блеск? Быть может, это обычное удивление? Бесполезная попытка проявить благодарность? «Наверное, так и есть…» — да, полицейских был уверен в этом и вышел в коридор, где его поймала та самая старушка. Узнала знакомое лицо и, громко матерясь, начала рассказывать, как её «обманули» врачи местной больницы…
***
Где–то в середине ночи, когда окно было похоже на абсолютно чёрный квадрат с белыми ставнями, больничная койка пошатнулась. Кайто не встал, не приподнялся, а лишь слегка повернул голову налево.
Девушка спала спокойно, несмотря на то, что матрас выдался не из лучших, а тонкое одеяло совсем не спасало от осеннего холода. Но Аоко не была прихотливой: она привыкла к одиночеству, к несправедливости жизни, к суровым условиям, хотя до сих пор спала с невинным детским лицом и крепко сжатыми кулачками. И дворецкий внимательно наблюдал за этим.
Да, он не мог думать. Да, он не мог принимать решения. Да, он был безэмоциональной машиной, созданной для работы.
Но, не отрывая взгляда от хозяйки, парень задвигался. Сначала он повернулся набок, игнорируя резкую боль в теле. Потом его голова наклонилась к груди, а руки поднялись к уровню шеи. Раскрытые ладони сжались в кулаки.
Кайто умел запоминать.
***
Женские руки уже заканчивали вытирать посуду, когда мужские пальцы громко застучали по клавиатуре. В Гугле быстро появилось словосочетание:
«Абсолютная безэмоциональность»
Но молодой парень не успел прочесть заголовок первого результата.
— Ай!
— Что случилось?!
— П–порезалась об тарелку… Сейчас достану пластырь. А чем ты занят? — парень усмехнулся.
— Заинтересовало последнее дело инспектора Накамори. Как–то не верю я в такое…
Девушка закончила с последними тарелками и прошла в комнату, присаживаясь рядом. Она внимательно посмотрела на своего парня.
— Нельзя же знать абсолютно всё. Может, это первый случай?
— Тогда всё становится ещё интереснее, — студентка злобно прищурилась.
— Интересно тебе?! Там же дети пострадали!
— Знаю, это ужасно. Хорошо, что инспектор Накамори взялся за это, — парень вновь склонился над компьютером, выискивая хотя бы что–то, что подходило под его запрос, — Но можно ли вылечить таких дворецких? Интересный вопрос, не так ли?
— Думаешь, это возможно? — студент откинулся на дивана, широко раскинув руки. Несмотря на немного грустный взгляд, его голос смеялся:
— Понятия не имею! Я же детектив, а не психиатр!
Комментарий к 2. Насколько ужасной была та школа?
Не думаю, что части будут выходить так регулярно. Но надеюсь, что часто)
Так же не отвечаю за размер глав… к сожалению(
========== 3. Можно ли это вылечить? ==========
Аоко осознала, что находится не дома в тот миг, когда её вытянутая ладонь коснулась тумбочки. Тогда она опёрлась на матрас, поднялась и по–привычке принялась разминать локти. Пожалуй, только через минуту её взгляд привлекла койка Кайто.
— Что?! Он же ровно спал! Что это за поза?! — парень до сих пор спал в её позе: на боку со сжатыми кулачками. У него даже получилось умиротворённое лицо, правда, как сухая копия, — Сколько вообще времени?
Глаза сами повернулись к часам на противоположной стене. Лицо вытянулось.
— Восемь?! Эй, Кайто, вставай, — ещё секунду назад Аоко хотела сообщить, что сейчас завтрак, но так и не смогла. По её лицу пробежал холодный пот, а руки задрожали.
Стоило ей сказать «вставай», глаза Кайто распахнулись. Да, совсем не открылись, а распахнулись, как ставни. Потом он положил руку на одеяло и приподнялся, будто он полностью в порядке.
Дворецкий был напротив неё, в сидячем положении и смотрел ей прямо в глаза — выше на половину головы, с пустым взглядом. Словно ты смотришь на древний памятник с такого ракурса, что его взгляд направлен именно на тебя.
— Кайто, доброе утро, — парень всё ещё был молчалив и бесстрастен, как и обычно. Но его взгляд не на секунду не отвлекался от неё, — Эм, Кайто, когда утром видишь кого–то, надо сказать «Доброе утро».
— Доброе утро.
— Эй, не так сухо! Улыбнись!
Парень смотрел на неё несколько секунд, а потом уголки его губ поднялись. Это не была искренняя улыбка, скорее попытка актёра–новичка мило улыбнуться. Странная, фальшивая, глупая, но попытка.
— Доброе утро.
— Ну вот, отлично! Окей, тогда я пойду к медсёстрам, сейчас будет завтрак…
Девушка потянулась ещё раз и обошла койку, а потом вдруг поняла, что край её одежды что–то держит. Когда она обернулась, то увидела тот странный взгляд, который пытается выразить эмоцию, но не знает как. Не знает, что это, как это.
— Что такое? — Кайто продолжал держать её, — Эй, я на пару минут! Ты что, хочешь пойти со мной?
Дворецкий не понимал слова «хочешь», но не двигался. Аоко не понимала: расстраивало ли её это или нет.
— Ложись. Скоро тебе принесут поесть, обязательно покушай. Я вернусь через некоторое время, ладно? — в секунду её одежду отпустили, а парень вновь прилёг на бок, — Нет–нет–нет, на спину, на спину! На боку есть неудобно!
Кайто перекувырнулся.
— Вот–вот. Я приду, не бойся! Да, и обязательно подружись с Даичи–саном, он хочет тебе помочь, хорошо?
С этими словами Аоко поправила платье и покинула комнату, а ей в спину глядел отсутствующий взгляд.
Парень не знал ни одной эмоции, не мог их выразить, понять, не чувствовал. Но что–то в его глазах блестело.