— Хвостом тут не верти перед женатыми! — еще в зародыше прервала интимную симпатию Семеновна. — Мы тут для дела собрались.
— Ах, так мне уйти? — процедила обиженная Зиночка. В этот момент тяжелый орехокол в форме крокодила спикировал на стол прямо перед Семеновной. Его металлические зубы угрожающе заклацали.
Марья Михайловна очередной раз проковыляла в комнату, неся в руках початую шоколадку в хрустящей серебристой фольге. Перестав, наконец, хлопотать, она заняла свое место за столом, усевшись на хлипкий стул с затертым бархатным сидением. Спинка стула тут же отвалилась. Присутствующие тут же вжали головы в плечи, с ужасом ожидая появления домового. Но Хвостикова только строго взглянула на них.
— Что вы так смотрите? Мебель старая, практически антиквариат. Сейчас уже такую не делают. С этими словами Хвостикова, кряхтя, подняла спинку стула и приладила ее на место. — Ну что, начнем? Зиночка, задерни, пожалуйста, шторы. Все готовы?
Лицо старухи в полумраке приняло серьезное и суровое выражение. Она деловито развернула фольгу, и, отломив несколько квадратиков шоколада, положила их на блюдце.
— Закройте глаза! — обратилась она к собравшимся. — Предупреждаю, нельзя открывать глаза до тех пор, пока я произношу заклинание, иначе он не придет. И еще — нельзя свистеть, только в случае прямой угрозы жизни. Строго-настрого запрещено. Поняли меня? — все закивали.
— Батюшка, дедушка, добрый наш соседушка, приходи на угощение, вот медок и есть варенье, дом храни от всяких бед, расскажи, в чем правды нет…
Она бормотала эти слова снова и снова, но они, видимо, не имели никакого эффекта. Присутствующие уже отчаялись и желали открыть глаза, когда по стулу вдруг со всей мочи стукнул орехокол-крокодил.
— Ты здесь? — уточнила Хвостикова. Дырокол снова грохнул об стол в знак согласия.
— Так ты говоришь «да». А как ты говоришь «нет»? — уточнила Марья Михайловна.
Дырокол снова подскочил и ударил по столу два раза. Удары стали чуть слабее.
— Ты явился, потому что зол?
Бах!
— Ты хочешь кого-то наказать?
Бах-бах!
— Защитить?
Бах!
— Мы должны его найти, и помочь?
Бах!
— Он живет в нашем доме?
Бах!
И тут же следом: бах-бах-бах!
Дырокол лег на стол, и больше не поднимался. Подождав минут пятнадцать, собравшиеся принялись обсуждать услышанное.
— Что скажете? — поинтересовалась Хвостикова.
— Моя версия: и да, и нет. Скорее да. Может быть, это человек, который жил тут недавно. Но переехал. Или жил недавно, но умер… — понизив голос, предположил Петрович.
— Это не один человек, а три, троица… — выдвинула свою версию Семеновна.
— Можно я скажу? Раз уж я его как-то по-особому чувствую? — попросила Зиночка.
— Я думаю, что три — это число, которое мы должны где-то найти. На него должен начинаться номер телефона, машины, квартиры…Что угодно.
Внезапную активность проявила защитница лилий.
— Я предлагаю зайти с другой стороны! — сказала она. — Вы ведь говорите, что дворовой — это человек, который умер здесь не своей смертью. При этом тут остались его родственники либо любимый человек. Так?
— Верно! — подтвердила Хвостикова.
— Итак, по некоторым признакам мы понимаем, что дворовой — мужчина. Не просто же так он ухаживает за этой прости… меня Зиночка. Может, я плохо думаю о мужчинах, но я бы скорее поставила на любовь, чем на родственные связи. Наш дворовой скорее ухажористый, чем семейный. Дом был сдан в эксплуатацию около 35 лет назад. Значит, мы ищем пенсионерку, живущую в квартире, которая заканчивается или начинается на три. И у которой муж погиб не своей смертью.
— Да вроде не было таких. Не было молодых вдов. Я тут ведь в доме с самой сдачи и живу! — пожала плечами Хвостикова.
— И я не слышала! Не своей смертью умирали, конечно, но чтобы любовная трагедия… — вставила свое веское слово Семеновна. — Вот дворник у нас замерз в прошлом году в сугробе. Но что у него за любовь была? Разве что к водке. Она, родимая, его и погубила.
— А я когда была еще школьницей, как-то видела, что Авдотья Пантелеевна Котова букетик к дереву привязала ленточкой. Я ее спросила тогда, зачем она это делает, а она ответила, мол, своей единственной любви цветы несет. Глебу, Глебушке. И я тогда удивилась очень, ведь мужа у нее по-другому звали. Он, кстати, умер недавно. Но своей смертью, болел.
Вдруг защитница лилий ударила себя ладонью по лбу.
— Точно! Дуня и Глеб! Как я могла забыть… Глеб был местной звездой — видный, спортивный. А еще он умел каким-то образом примагничивать к себе металлические предметы, фокусы показывал с ними разные. Ну и Дуня баба видная, только в браке несчастная. Такая любовь была…Только поговаривали, что ее муж обо всем узнал, избил любовника, да и сбросил в открытый люк… Тот попытался выбраться, и снова сорвался… и умер… слухи ходили, конечно. А как там на самом деле было, кто расскажет…