– Значит, так – программа для этих школ на тебе.
– Да я…
– Не спорь! – возвысил голос Николай, но затем слегка сбавил тон: – Ну подумай – кому я ещё могу это поручить? К тому же всё делать самому не надо. Я учрежу целый Комитет – введём туда Карамзина, батюшек, кто поистовей насчёт народного образования – такие есть, поверь, кого из педагогов… но главным будешь именно ты.
– Да почему я-то?!
– Потому что ты лучше всего понимаешь, кого мы должны получить на выходе, – жёстко отрезал Николай. – Не просто грамотного работника, но и верного. Сам же рассказывал о скорой «Весне Европы». Сколько там таких «просто грамотных» с горящими глазами на баррикады рванут? Такого же в России хочешь? Только ведь у нас так гладко, как в Европе, не пройдёт. У нас всё как в твоей этой Гражданской войне начнётся. Как там ты мне песню из вашего «хорошего» будущего напел: «Русские рубят русских…»? А у нас там уже Крымская война на носу. И чем всё закончится?
Бывший майор сердито зыркнул на молодого императора, а затем вздохнул:
– Ладно, понял…
– Вот и отлично!
Впрочем, на него не только нагрузку навалили. Возможности тоже увеличились. Так, например, Данька прям с ходу выбил из Николая разрешение направлять на учёбу за границу выпускников не только железнодорожного училища, коих он и так отправлял за собственный кошт, но ещё и выпускников Санкт-Петербургского и Московского воспитательных домов. В Санкт-Петербургском мастерские появились ещё до Отечественной войны – их с Николаем радением… ну, когда они занялись изготовлением пулелеек для «Николаевской пули». Потом-то производство было перенесено в «Павловские механические мастерские»… но мастерские при Воспитательном доме не были заброшены. А через несколько лет – уже после войны, заботами матери Николая – Марии Фёдоровны, они были реконструированы и перестроены, а программа обучения заметно пересмотрена в сторону расширения её за счёт большего числа часов математики, физики, механики и других естественно-научных дисциплин. Ну не логику и риторику же им изучать с латинским и греческим, в конце концов? Чай не университет… А семь лет назад эта программа была распространена и на Московский воспитательный дом. Более того – пару лет назад было решено, что эта же программа будет внедряться и по всем остальным «учреждениям императрицы Марии», как стали неофициально называть переданные императором Александром I ещё в начале своего правления под руку своей матери все казённые сиротские дома… Плюс расширилась география – кроме Швеции, Франции, Германии и Великобритании выпускники отправились ещё и в Италию, Нидерланды, Бельгию и Швейцарию. Причём Карл, которого Данька попросил курировать эти «европейские стажировки», потому как у самого ну совсем времени не хватало вникать ещё и в это, с удовлетворением сообщил, что кое-кого удалось пристроить к «самим Авогадро, Амперу и Берцелиусу». Про Ампера и Авогадро бывший майор кое-что помнил, а про Берцелиуса ничего не знал. Но если его имя упоминалось в ряду с первыми двумя – наверное, это было круто.
А вот интересно – в прошлой истории было точно так же? Или это очередное изменение, спровоцированное тем, что он здесь оказался?[11] Но долго раздумывать над этим Данька не стал – ибо ответа на данный вопрос получить было невозможно. Потому что он вообще ничего не помнил про воспитательные дома. Даже слова такого до попадания сюда не знал…
А за неделю до Пасхи Николай заявил:
– Всё – твоё затворничество закончено. Жду тебя тридцатого апреля в Зимнем на Пасхальном балу.
– Но как же… – изумился Даниил.
– Ничего не знаю, граф, – вскинул голову молодой император. – Быть – и точка! И на коронацию тоже поедешь – не отвертишься… Да и, кстати, хватит тебе здесь, в Сусарах, сидеть как сычу. Мне может срочно потребоваться с тобой посоветоваться, а сюда к тебе не наездишься. Так что вот, – и он протянул Даньке свёрнутый рулончик документов.
– Что это?
– Дом. Тебе.
– Мне? – Даниил протянул руку и осторожно взял документы. Развернул. Прочитал. Потом уставился на Николая.
– Лично выкупил у консула Неаполя Ради, – гордо сообщил Николай. – И жалую тебе.
– Ну и на хрена? – уныло поинтересовался Данька – ему так хорошо было в родных Сусарах… А теперь что? Он вздохнул. Дом располагался в самом начале Невского, то есть совсем рядом с Зимним. От дверей дома до ближайшего подъезда Зимнего дворца по прямой – шагов четыреста максимум. То есть меньше трёхсот метров. Задергает ведь совсем…
11
Изменения были. Но небольшие. Мастерские при Московском воспитательном доме в реальности были построены только в 1826 году. Но здесь, учитывая не только прямую деятельность персонажей, но и работу «увеселительной железной дороги», а также куда более быстрое развитие настоящих железных дорог и, соответственно, заметно возросший интерес общества к технике, некоторые решения, связанные с техническим развитием, и так случившиеся в будущем, даже без личного участия главного героя, точно были бы приняты гораздо раньше.