Выбрать главу

Бородатый кучер остановил лошадей. Молодой человек в длинном черном кафтане, сидевший без шапки рядом с кучером на козлах, спрыгнул на землю, торопливо обежал карету сзади и открыл дверь, услужливо помогая архиерею ступить на тротуар.

Высокий, сутулый, в длинной черной мантии и клобуке, епископ вел группу людей к широко открытым двойным дверям этого воздвигнутого в одиннадцатом веке Собора. Его руки непрестанно крестили воздух то направо, то налево, в зависимости от того, с какой стороны подбегали к нему восторженные богомольцы.

В церкви его встретили еще два дьякона. Легко поддерживая его под локти, они подвели его к платформе. Началась церемония облачения в расшитые золотом архиерейские одежды. Оба дьякона, 6ольшого роста и дюжие, рокотали низким басом обрядные слова: "Облеча бо тя в ризу спасения... яко жениха украшу тя... Ико невесту облачу тя красотою...". А хор с клироса где-то вверху вторил им мелодичными аккордами. Серебристо-звонкие дисканты раздавались где-то под куполом. Лучи солнца проникали через верхние окна Собора, пронизывая легкие голубоватые облака кадильного дыма и сияли на потолке, где виднелся образ Бога Саваофа окруженного крылатыми архангелами. Потрескивали горящие у икон свечи. Народ вздыхал, шептал молитвы, крестился и кланялся.

Мезенцев и Тарновский протиснулись через тесные ряды молящихся ближе к архиерею. Он стоял прямо, с немного вздетой головой в сверкающей драгоценными камнями митре, одетый в блестящие золотой парчи, облачения, крестясь своей холеной белой, пухлой рукой, возводя свои глаза поверх толпы в сторону царских врат и алтаря. Его губы шевелились...

Низкий бас дьякона начал ектенью. Звуковые волны его голоса резонировали где-то между колоннами, стенами и куполом храма. Хор, с высокого клироса, только подчеркивал своим далеким откликом, могучий голос этого обособленного человека возвышающегося над всеми другими, внушающего благодаря своей величине и могучему басу благоговейный страх у молящихся.

Знаменит на всю Украину, - прошептал Тарновский. - Дьякон Швидченко. Вот это голос! Мощь и сила! Он может взять контр-ля, а после водки даже контр-соль. - Глаза Тарновского, не мигая, глядели на дьякона рыжеватые волосы которого, как львиная грива обрамляли его тяжелое лицо и спускались до плеч.

Его открытый рот с слегка вытянутыми вперед губами, как зовущий рог, двигался вместе с закрывающей грудь бородой.

- Он хочет побить рекорд Телегина - контр-фа. Никто со времен Екатерины Второй не побил его пока, - продолжал шептать Тарновский на ухо Мезенцева. Жаль, Швидченко, говорят, принужден уйти в другую епархию.

- Почему? - удивился Мезенцев.

- Говорят, архиерей находит, что Швидченко великан и его лицо не выглядит достаточно благочестивым. Попробуй сохранить благочестивое лицо в потуге взять басовое контр-соль. - Они оба крестились быстро и мелко, с заметно деланным усердием выглядеть набожными.

- Сынок, чеж ты, чистишь свои пуговички? - Удивленный Мезенцев повернулся. Старуха с укоряющими глазами, глубоко сидящими среди морщин лица, уставилась в его лицо.

- Крестись широко, набожно... вот так. - Ее коричневые пальцы, похожие на кусочки высохших сучков дерева, приложились к ее лбу, груди, правому и левому плечу. Она пожевала губами и отвернулась. Оба пансионера стояли молча, косясь изредка на старуху. Они больше не крестились.

Три мальчика, в длинных парчовых одеждах, вышли с нижнего клироса, встали перед царскими вратами и, в ответ на непонятные слова дьякона, запели: "Испола-эти деспота".

Молящиеся замерли. Мягко позванивали цепочки раскачиваемых кадил...

- Ангельские, ангельские голоса, - говорила строгая старуха дрожащим голосом. Она вытерла слезы, стала на колени и замерла в глубоком поклоне.

Мальчики-исполатчики пропели трижды, вызвав могучий отклик хора с верхнего клироса.

Священнослужители, в два ряда, образовали коридор по которому архиерей пошел, по ковровой дорожке, к алтарю, поддерживаемый с обеих сторон дьяконами. Их пение, низкими голосами в унисон, было нестройно, но носило в себе горячность молитвенного песнопения. Молящиеся закрестились чаще. Старуха поднялась с колен и осмотрелась влажными блестящими глазами.

Мезенцев и Тарновский направились к выходу. В толпе они встретили Суворова продвигающегося из правого крыла Собора.

- Я молился у гробницы с мощами святителя Феодосия, - сказал он. Его голубые глаза были серьезны и спокойны. - Монах продал мне освященное на мощах кольцо. Оно мне принесет счастье, когда я буду тянуть билет на экзамене.

На паперти нищие окружили пансионеров. Один из них, с уверенностью человека получающего свое жалованье, протянул свою ладонь перед Суворовым, распевая:

- Копеечку, Христа ради!..

- Молись за меня.

Суворов дал нищему две копейки, затем со вздохом облегчения поспешил за Мезенцевым и Тарновским.

НА ДЕСНЕ

- Эй, Кнопка! - крикнул Савинский крепышу из младшего отделения с круглым веснушчатым лицом на котором, круто вздернутый маленький нос с широкими ноздрями, господствовал над всеми другими чертами его лица. - Хочешь кататься на лодке?

- Да, да, конечно! - звонко откликнулся Кнопка.- Что я должен... что мне надо делать за это? - его карие глаза сияли радостью и вместе с этим выражали вопрос и готовность к услуге. Он знал, что такие внезапные приятные предложения от воспитанников старших отделений всегда подразумевали какую-то обязанность.

- Будешь стеречь нашу одежду пока мы будем купаться. За это порулишь лодкой. Только через реку.

- Да, да, хорошо. Поеду, буду караулить. В прошлое воскресенье городскойники (Презираемые пансионерами ученики 4-х классного Городского Училища, постоянные недруги и участники нескончаемых драк с "дворянскими поросятами".) вымочили, связали в узлы и посолили песком все белье третьеотделенцев. Я буду стеречь. Я не дам... буду вам кричать. - Кнопка двинулся вперед.

- Ладно, беги и доложи Дежурному воспитателю, что ты отправляешься с нами. А потом догоняй нас на валу или в поле. - Серьезный в своих очках, Савинский отдал приказ и зашагал к воротам у которых, с полотенцами на шеях, ждали его восемь гребцов - воспитанников 3-го отделения, Черниговского Дворянского Пансиона. Кнопка помчался в здание Пансиона.

Савинский и "восьмерка", прошли фасад двухэтажного желтого кирпича здания Пансиона и вошли в тенистую аллею ведущую на вершину вала. У летнего ресторана с резными наличниками вокруг больших видовых на реку окон, они остановились.

- Подождем здесь и посмотрим где же теперь причалена наша шлюпка, - сказал Савинский. - Михеич часто передвигает пристань из-за обмеления реки.

- Он сказал, что ему приходится держать лодки в заливе, - добавил Малахов. - Сейчас сезон сплава плотов, а эти дикари-плотовщики прут куда попало и очень часто являются угрозой для речного судоходства.

Они стояли с прищуренными от яркого августовского солнца глазами, напряженно вглядываясь вдаль.

Быстрая волнистая Десна описав крутую дугу перед городом, перешла в спокойный плес и, как бы готовясь соединиться с своим старшим братом Днепром, заметно стала шире, глубже, полноводнее. На высоком правом берегу, над зеленой крышей плавучей пристани-баржи, была видна черная труба причаленного парохода.

Линия разномастных лошадей и пролеток с извозчиками на козлах, ожидающих возможных седоков, протянулась в сторону подъема к городу.

Цепочка согбенных спин грузчиков от баржи к телегам, подняла пыль, которая висела серым облаком а летнем воздухе. Противоположный пологий песчаный берег, обрамленный ивовыми кустами, переходил в заливные поля и луга простирающиеся до самого горизонта.

- Вижу!... Вижу белый флаг с двумя якорями накрест. Вон там, рядом с купальнями, - воскликнул дальнозоркий Максимович. Для сокращения пути, нетерпеливые пансионеры, переступив невысокую ограду, спустились с крутого холма-вала без всяких тропинок. Они сбегали зигзагами, прыгали, скользили, задерживали скорость спуска бороздя песок каблуками и остановились внизу у подошвы вала, переводя дыхание.