Фененко перестал читать и уставился на ребят, продолжая лежать на животе перед книгой упертой в подушку.
- Шевелись ты, знаменитый сыщик, скорее пока баран не увидел нас, подстегнул его Проценко. - Спроси у твоего Ната Пинкертона, как побороть твой страх темной комнаты?
Фененко спустил ноги на пол.
- Там на чердаке наверно есть летучие мыши, - сказал он с опаской...
На "черной" лестнице было тихо. Этажом ниже, у задней двери директорской квартиры, горничная в черном платье и белом переднике с рюшками подметала ступени лестницы.
- Заметает следы, - шептал Проценко, - вчера вечером два четвертоотделенца были здесь на свидании с ней и с другой... Наверно они оставили много окурков и апельсинных корок.
Оба поднялись по лестнице и вошли на чердак. Чердак был хорошо освещен несколькими полукруглыми застекленными съемными рамами. Пол был густо посыпан белым песком. Толстые балки соединяющие стены здания были параллельны друг другу на размеренном расстоянии. В углах, где они соединялись с рейками поддерживающими крышу было темно, там прятались от прислуги, которая появлялась на чердаке, чтобы повесить белье для сушки. Пансионерам было запрещено строго-настрого быть на чердаке, а тем более на крыше здания. Из одного из этих углов Проценко вытащил две длинных, тонких палки накрест сбитые гвоздем у их короткого конца.
- Где ты это сделал? - Константинов удивленно смотрел на деревянные щипцы.
- У Франца в его подвальной столярной. Он даже помог мне заменить гвоздь болтиком. Стало двигаться глаже. Я ему сказал, что это... снимать груши с верхних веток... Сними веревку, она нам будет нужна.
Проценко снял ботинки, встал на балку, вынул раму, просунул на крышу свои самодельные щипцы и вылез за ними сам. Константинов отвязал бельевую веревку, скрутил ее в большой ком и, сняв ботинки, последовал за Проценко.
Конька, завяжи конец веревки за трубу... Она - по ту сторону гребня крыши. А другой конец давай мне, - командовал Проценко. Подхватив брошенный ему конец, он обвязал им свою талию. - Все равно, как альпинист на ледниках. Эта оцинкованной жести крыша скользкая.
Конька полез кверху и скрылся за гребнем крыши. Проценко, сощурившись против солнца, ждал.
Внизу на футбольном поле сражались две команды.
- Без подножек, Максимка! - слышался предупреждающий возглас капитана.
Не-ет! - кричал назад Максимович, - он споткнулся са-ам... выдохнулся.
Вдали, за деревянным забором и кустами, виднелось белое двухэтажное столетнее здание Гимназии с ее пустым после дневных занятий, похожим на парк задним двором.
Проценко сидя съехал к ближайшей кирпичной трубе.
- Держись за веревку и вали на своем заду сюда... Помоги взлесть на трубу, - приказал он Коньке, появившемуся из-за гребня крыши.
Конька исполнил приказ, послушно подставил свою спину и Проценко взлез на трубу. Стайка галок стала крутиться над ними.
- Что ты там видишь? - донеслось от нетерпеливого Коньки. Проценко на коленях, с лицом наполовину в отверстии трубы, замер.
- Птенцы! - Проценко повернул свое слегка попудренное сажей лицо к партнеру по охоте. - Внизу, на выступе трубы, - он опять смотрел в трубу, защищая лицо с боков ладонями от солнца. - Все оперились... давай мне палки, он протянул руку. - Мы их вытащим, обучим, они будут ходить за нами, как домашние цыплята. - Он опустил деревянные щипцы в трубу.
Заблестевшие от азарта глаза Константинова следили за движениями Проценко и за нервными взлетами галок над их головами. Он оглядывался назад, вытягивал шею - не наблюдал ли кто за ними со двора или с футбольного поля.
- Вот... один... держи его ! - Зажатый в щипцы птенец висел спокойно. Он только открыл свой большой с желтыми заедами рот, когда Конька взял его в руки и быстро сунул за пазуху своей парусиновой рубахи.
- Доставай других, - подбивал Конька, - мы будем их держать на чердаке бани, туда никто не лазит.
Проценко ловко выудил еще двух птенцов, которые так же ловко были опущены Конькой за рубашку.
- Последний... просто чертенок... уползает, прижимается к кирпичам... Проценкино лицо еще более потемневшее от сажи, повернулось к Константинову. Тебе надо будет переменить рубаху, - он показал на талию последнего. Под парусиновой косовороткой, над лакированным поясом, шевелились три комочка. Серо-зеленые пятна, сделанные испуганными птенцами, расплылись узорами на материи рубахи.
- Наплевать, вытаскивай чертенка, скоро обед. Я вижу буфетчик уже нарезает хлеб, - торопил Константинов.
- Поймал! - Не спеша, Проценко вынес щипцы с самым большим птенцом, который внезапно затрепыхался, вырвался, упал на крышу и, царапая жесть, скатился в желоб.
- Я думал ты его схватил. А ты... дырявые руки, - ворчал надувшийся Проценко, слезая с трубы.
- Ты его выпустил раньше... Я не мог, - защищался Конька.
Птенец, втянув свою полуголую шею, замер. Откуда-то спустились две галки и сели на край желоба, недалеко от птенца. Сидя Проценко тихонько скользил по крыше до желоба, откуда начал красться к птенцу. Галки взлетели, затем спустились и сели на ветки дуба во дворе. Птенец заковылял вдоль желоба и остановился. Ловец на четвереньках продолжал двигаться за птицей. Его колени наступали на конец веревки свешивавшейся с его пояса. Он остановился, от вязал веревку и отбросил ее в сторону. Веревка скользнула по жести крыши вниз, собралась в ком, который перевесился через край желоба и полетел вниз. Проценко продолжал двигаться на животе к неподвижному птенцу. Но когда он был готов схватить его, птенец поднялся трепыхая крыльями и, потеряв высоту, сел на нижних ветках того же дуба, где сидели галки. Оба охотника молча следили за полетом птенца и местом его посадки. Послышался звонок к обеду. Футболисты оставили игру и помчались к зданию.
- Мы его поймаем вечером на этом же дереве. Подбери веревку, - командовал Проценко взбираясь к чердачному окну.
- Не могу. Кто-то уцепился за конец ее там внизу, - доложил Конька, дергая за веревку.
- Я знаю... это... это длинноухий осел, Рыжак висит на ней, - лицо Проценки побагровело от гнева. - Я видел его... он стоял внизу, глаза на меня пялил. Дерни изо всей силы!
- Держит... крепко, - сдался Конька после безуспешных попыток вырвать веревку.
- Подожди, - кипятился Проценко, нервно суя ноги в свои ботинки на резинках. - Подожди... я... я ему покажу, этому дураку и ослу. Веревка висит перед окнами директорской квартиры... они увидят... я оборву ему уши... только подожди! Он метнулся через чердак и вниз по пустынной лестнице громыхающей под его каблуками. Он выбежал во двор и остановился. Конец веревки был в руках дядьки Лариона.
- Так, так! Значит это Вы были на крыше и спустили это. - Он выпустил веревку из рук. - И еще кто-то, добавил Ларион закинув голову назад, глядя на болтающуюся веревку, быстро поднимающуюся к крыше. - Сохрани Бог если бы Вы подскользнулись и свалились бы вниз, - он указал на выложенный кирпичом тротуар. - Здесь был бы мешок с кровавыми костями. Да. - Он пожевал губами и скорбно, покачал головой. - Да, кровавый мешок.
Некоторое время, они молча смотрели друг на друга.
- Директор, Пиотр Яковлевич, - продолжал Ларион с извинительной ноткой в голосе, - просит Вас, господин Проценко, немедленно явиться к Вашему воспитателю.
Лаголин онемел когда Проценко, с выпачканным сажей лицом, снова вошел в его кабинет.
В КАФЕДРАЛЬНОМ СОБОРЕ
Гул большого колокола с колокольни Кафедрального Собора, вдруг слился с радостным, звонким хором заговоривших на все лады маленьких колоколов, извещая о прибытии Его Преосвященства Епископа Антония Черниговского.. Карета запряженная парой вороных лошадей, была на резиновых шинах (Викарный архиерей приезжал тоже в карете, но ее колеса были обтянуты железными обручами, но не резиновыми.), она свернула с главной улицы и двигалась вдоль площади к Собору.
На паперти два дьякона в расшитых золотом ризах, кучка богомольцев и нищих стояли с головами, повернутыми в сторону приближающейся кареты.