Наверное, всё к лучшему. А то наделала бы ты глупостей, Шани. А так ректор тебе помешала, и теперь всё останется по-прежнему.
Да, наверное. Но почему-то горько и обидно.
А ещё… зачем она пришла к нему ночью? Жгучая ревность пополам с безумным интересом просто разрывали меня на части.
Так много тайн… И чем дальше — тем их больше.
Эмирин Аррано
Когда Велдон позвал её, она не спала. Дрейк давно уснул, утомлённый собственной страстью, а она всё лежала и думала.
«Что же ты, дурачок, делаешь? Зачем влюбился? Знаешь меня так долго — а туда же…»
Проклятье… конечно, во всём виновато оно. Вытащило эти чувства, усилило до невозможности. Хотя… она тоже виновата. Не прямо, но косвенно. Всегда ведь рядом с ним, делает всё, что он хочет, лишь бы не погиб.
Эмирин чувствовала уже сейчас, что характер отношения к ней Дрейка во время вспышек метки проклятья изменился. Раньше он был одержимым, ничего не соображал и причинял ей дикую боль, получая собственное удовольствие. Теперь же… он наслаждался ею вполне сознательно. Безудержно и дико — да, но теперь в глазах Дрейка отражался он сам, а не непонятное одержимое чудовище.
Конечно, Эмирин от этого было лучше — к любителям боли она себя никогда не относила. Но самому Дрейку…
Она вздохнула и осторожно погладила друга по щеке. Даже во сне он улыбнулся и прижался к её ладони.
В этот момент Велдон и позвал Эмирин. Браслет на её руке нагрелся и начал обжигать запястье. Она тихо встала с постели, оделась, поминутно оглядываясь на Дрейка.
— Опять? — Он всё-таки проснулся. Повернулся, открыл один глаз и недовольно посмотрел на неё.
— Опять.
Почему-то захотелось рассмеяться. Забавная детская ревность… У Велдона была точно такая же много лет назад.
— Он вообще спит когда-нибудь? — проворчал Дрейк, и Эмирин фыркнула.
— Спит. И ты спи. Я скоро вернусь.
— Ладно.
Он отвернулся, накрылся одеялом с головой. А ректор Лианорской академии активировала амулет переноса.
Ноздри Эмирин затрепетали почти сразу, как она оказалась в императорской библиотеке. Запах… тонкий, пряно-сладковатый запах желания разливался в воздухе, смешанный с горьким ароматом разочарования и безнадёжности.
Она сразу поняла, кому принадлежал этот запах. Точнее, запахи. Велдону… и Шайне.
Значит, она ушла только что. И сразу понятно, в каком состоянии. Практически в таком же, в каком сейчас пребывал император.
Глаза у него лихорадочно блестели, дыхание было тяжёлым, а поза — напряжённой.
— Добрый вечер, Вел, — сказала Эмирин мягко. Как жаль, что он больше не восьмилетний мальчик, и она не может подойти и просто погладить его по очень талантливой, но бедовой голове.
— Добрый, Эм, — император вздохнул. — Извини, я вспоминаю про время, только когда уже активирую амулет вызова. И вечно дёргаю тебя по ночам.
— Ничего. Я понимаю.
— У меня куча новостей, даже не знаю, с какой начать. Наверное…
Велдон вдруг запнулся и чуть повернул голову, уставившись на внезапно задрожавшую поверхность портального зеркала. Эмирин тоже обернулась — и успела заметить, как оттуда выходит взволнованная раскрасневшаяся Шайна.
Она так интересно пахла. Столько оттенков чувств… У Эмирин даже голова закружилась.
Да, хорошо, что Велдон не оборотень. Он бы не выдержал. Подобное может выдержать только камень.
Она вдруг вспомнила своего мужа — и едва заметно улыбнулась. Да, он бы выдержал…
— Так что ты хотел мне рассказать? — спросила Эмирин, вновь оборачиваясь к Велдону, когда Шайна ушла. Тот смотрел в почти переставшую дрожать глубь портального зеркала, непонимающе хмурясь.
— Почему она возвращалась? — пробормотал император тихо, и Эмирин в который раз поразилась, насколько слепы становятся влюблённые по отношению друг к другу.
— Здесь правильнее было бы спросить «к кому». К тебе, Вел.
Он нахмурился сильнее, посмотрел на неё и покачал головой.
— Я не трону эту девочку, Эм. Сама понимаешь почему.
— Понимаю, — кивнула она. — Но и ты её пойми. Она ничего не знает. Ты не хочешь ей рассказать?
— Нет. Я… можешь осуждать меня, но я просто не могу. Представляешь? Я не думал, что в нашем мире осталось хоть что-то, чего я не могу. Оказывается — осталось.
— Вел… Даже у меня осталось то, чего я не могу. А я всё же намного старше тебя.
Император задумчиво смотрел в лицо Эмирин, словно пытаясь что-то там найти. Усмехнулся, потом рассмеялся — очень тихо и как-то безнадёжно — и признался:
— Я больше не хочу поцеловать тебя, Эм. Всегда хотел, ты же помнишь, как я вырывал у тебя эти поцелуи, когда был подростком? А теперь… не хочу.