Когда я читала в «Zоо» «Письмо десятое» и спорила с автором, принимая сторону странного человека, который тоже не знал (не желал знать!), что живет плохо, то в самых смелых своих фантазиях не могла бы вообразить, что когда-нибудь буду носить его фамилию, жить в его семье, что его сын станет моим мужем, он сам — дедушкой моего сына и прадедом моих полукитайских внучек.
Впервые я встретилась с ним семь лет спустя на филологическом факультете Московского университета, когда он, к тому времени глубоко почитаемый ученый, этнограф с мировым именем, принимал у нас, первокурсников, экзамен по русскому фольклору. Курс читала нам его ученица Эрна Васильевна Померанцева, но по какой-то причине он должен был заменить ее на экзамене, о чем нам сообщили как о большой чести и велели готовиться потщательнее. Мне тогда ужас как не повезло! Было в курсе фольклора слово, которое мне решительно, ну никак не давалось: «скоморох», яркая, знаковая фигура в русской народной культуре. Почему-то у меня всегда выговаривалось: «скоромох». Отправляясь на экзамен, сказала отцу (знала, что он знаком с Петром Богатыревым): «Вот увидишь, я ему брякну «скоромоха». Так оно и вышло, я-таки ляпнула Петру Григорьевичу своего «скоромоха», и этот «скорый мох» посреди рутинного экзамена ужасно его развеселил. Прикрывшись моей зачетной книжкой, которая ничего не прикрывала, почтенный профессор помирал со смеху, потом отнял книжечку от лица, аккуратно вписал в нужную графу «отлично» и весело фыркнул мне вслед. Это было ужасно, историю со «скоромохом» несмотря на пятерку переживала мучительно, как всякое юношеское унижение. Свекор мой ее начисто забыл, сколько я ему ни напоминала, хотя заливался смехом — вообще был смешлив — стоило мне произнести «скоромох», пока не выучил простому приему: прежде чем сказать вслух, вспомнить слово «комора», тогда слоги сами собою встанут по местам. Впрочем, этот злосчастный скоморох в дальнейшей жизни мне так ни разу и не пригодился.