- Вы посмотрите, что она сделала с моим лицом!
- Полина! – изумился вожатый. – Громов тебе надо в медпункт… Боже мой, что вы тут делали?!
Он начал поднимать меня с земли. Увидев мое лицо, испуганно отшатнулся, но, когда понял что это малина, взял себя в руки. Я стояла, тело ходило ходуном от сильной дрожи, зубы стучали, как будто мне было холодно. Рискнула быстро посмотреть на Громова, но, заметив его убийственный взгляд, тут же опустила глаза обратно.
- Олежка, что случилось? – я смотрела как из-за малиновых кустов к нам подбежала вторая вожатая, и, заметив нас, громко ахнула. – Вы с ума сошли!
- Драка тут случилась, Виктория Андреевна, - сообщил он ей, обращаясь исключительно на «вы».
- Ужас какой. Полина! От тебя вообще не ожидала! – воскликнула вожатая, и, с укором глядя на меня, подошла к Громову и принялась ощупывать его лицо. – Кошмар!
Он невежливо отбросил ее руки, нахмурившись и снова испепеляя меня взглядом. Тут я злорадно улыбнусь. Лицо это дьявола выглядит так, как будто пара кошек на лицо упало. Так ему и надо.
- Мы вас малину отправили собирать, но не драться! Громов, она же девочка!
- Я ее не бил, - возмутился парень. – Мы и собирали малину, пока вы не пришли. Она ее всю съесть решила.
- Громов!
- Что Громов? Спросите у нее сами. – Он нагло скрестил руки на груди. – Агафонова, ведь мы не дрались?
Он хитро прищурился и, поняв к чему он клонит, я оцепенела. Шантажирует!
- Ну?
- Не было ничего, - пробормотала я, не смея смотреть в глаза вожатых при такой откровенной лжи. – Просто немного поспорили.
- Ничего себе немного! – Виктория Андреевна уперла руки в бока. – Ты ему лицо располосовала. Я вынуждена сказать твоей бабушке.
- Да наврал я, - влез Громов. - Это об малиновые кусты я разодрался. Просто не поделили малину.
Могла бы удивиться, что он меня защищает, но я то знала, что этот коварный змей не упустит шанса этим воспользоваться. Позже.
Он широко улыбнулся, и как всегда все растаяли.
- Ладно, убирайте тут все за собой. Сколько собрали? – Олег Сергеевич заглянул в ведерко и недовольно поджал губы. – Ели что ли вместо сбора? Что так мало?
- Чиполино… тьфу, Полина съела половину, - выдал сатана, пока я так и стояла, проглотив язык. – Не видно разве по ней?
- Успокойся уже, мы вас в пару ставили, чтобы вы сдружились, а вы еще больше ругаетесь. Достали уже, оба.
Я стояла равнодушно слушая всю эту ахинею и мысленно отсчитывая оставшиеся дни смены. Ничего, еще немного и все закончится, я вернусь домой. Позабуду эту нехристь и унижения как страшный сон. Главное вытерпеть оставшиеся дни. Я смогу.
**
На мой шестнадцатый день рождения, родители не придумали ничего ужаснее, как отправить меня в летний лагерь. До этого я ни разу не бывала в таких местах, каждое лето проводя в городе за усиленными занятиями музыкой.
Музыка у меня была в крови: мой отец виртуозно играл на фортепиано и очень неплохо на скрипке, а мама - непревзойденная виолончелистка. В детстве я тоже мечтала как и папа играть на клавишах, но родители решили, что раз пианист уже в семье есть, то нужно выбрать… орган. Так с восьми лет я играла на этом огромном инструменте, в душе мечтая выступать с родителями на одной сцене, в одном оркестре. Но органа в оркестре нет. И мои мечты оставались несбыточными.
Они часто гастролировали по разным странам со своим оркестром, поэтому со мной жила моя бабушка, которая собственно заменила мне вечно отсутствующих мать и отца.
Бабушка моя была женщина очень набожная, так она и уговорила родителей отдать меня в церковно-приходскую школу. Они согласились, потому что школа была при церкви, а в ней обнаружился орган. И теперь мои занятия музыкой только усилились.
Все было довольно прекрасно до моего шестнадцатого дня рождения и этого кошмарного подарка, который сильно изменил мою жизнь.
Я была примерной тихой девочкой и училась на отлично, у меня было довольно много друзей в классе и лучшая подруга Кристина. Моя жизнь казалась мне интересной и веселой, все как у всех.
К слову, и в лагерь я прибыла в таком же настроении, с невероятным любопытством оглядывая старые советские домики, в одном из которых предстояло жить с девочками, огромный пруд за территорией лагеря, и разношерстную толпу детей разных возрастов.
По возрасту меня определили в первый отряд, где я почувствовала себя уже не так уютно, в своем скромном голубом сарафане до колен и косой до пояса, ни грамма косметики. В дурацких школьных туфлях и белых носочках. Ну в школе то все это выглядело нормально, но сейчас обувь казалось жутко устаревшая, уродливая.